самгин искос...взглянул на жену

пятьдесят страниц
двести километров
шестьсот миллиардов

1.Пассажиры спешили на отправляющийся поезд со станции

ситуации с кражей кошелька. (4)Вот и пусть он всё расскажет, объяснит, а отряд разберётся. (5)– Какой отряд? – спросил Кирилл. (6)– Что? (7)Векшин, ты о чём? (8)Хочешь сказать, что здесь нет отряда? (9)– В отрядах не бывает собраний, – хмуро сказал Кирилл. (10)-- В отрядах бывают сборы. (11)– Ах вот что! (12)Тогда, Векшин, можешь считать, что у нас сбор, раз тебе так хочется. (13)– А на сборах командуют ребята, а не учителя, – негромко, но упрямо продолжал Кирилл. (14)– Великолепно! (15)Пусть Черепанова командует. (16)Она, кажется, ещё председатель совета отряда. (17)Женька взглянула на Кирилла и попросила: (18)– Кирилл, расскажи... (19)– Расскажу, – отозвался Кирилл. (20)Подумал и вышел к доске, обернувшись к классу. (21)– Теперь всё равно... (22)В общем, есть такой Дыба. (23)Амбал лет шестнадцати. (24)У него компания. (25)Жульё всякое и шпана. (26)Издевались они над Чирком, – объяснил Кирилл и ощутил подозрительное щекотание в горле, предвещавшее слёзы. (27)Этого ещё не хватало! (28)Он переглотнул, отвёл взгляд в сторону и стал смотреть в приоткрытое окно. (29)Повторил: (30)– Издевались. (31)Деньги выколачивали. (32)Ему надо было Дыбе рубль отдать, а у него не было. (33)А его бы избили. (34)Ну и полез Чирков в карман студентки-практикантки. (35)А кошелёк положить на место не успел. (36)Потом с перепугу в речку его выкинул, даже не посмотрел, сколько в нём денег. (37)В общем, только рубль взял, один, металлический... (38)Вот и вся история. (39)Долго было тихо, потом Кубышкин спросил: (40)– А откуда ты узнал?

помогите найти письменную речь с деепричастным, либо причастным оборотом.

углах серые холмики пыли, приставшую твердую крошку на краю вымытой чашки или тарелки. «Только еще этого не хватало, — раздраженно думал он, — неужели так всю жизнь было, только не замечал, а теперь, сидя на пенсии, от нечего делать все вижу...» Константин Николаевич поглядел на жену. Она сидела, низко склонив голову над шитьем. За последнее время у нее появилась какая-то странная потребность чинить рваные носки, ставить заплаты на застиранные полотенца. Нет, совсем она стала не такой, какою он знал ее все тридцать пять лет. Совсем не такой. Когда она вышла за него замуж, то подружки говорили ей, что он, Костя, ей не пара. Почему-то считали его менее значительным по сравнению с нею. Но вот в итоге — квартира, машина, дача, и все это он, а теперь еще помогает дочери, у которой муж оказался легкомысленным человеком, да и сыну приходится помогать. Так что если говорить о доброте, то вот она — не порывом, а из месяца в месяц, когда себе отказываешь ради детей. Константин Николаевич поглядел на жену. Она по-прежнему сидела, низко склонив голову. Ставила очередную заплату. В последнее время у нее появилось немало странностей. Хотя бы вот эти заплаты, причем яркие. Затем — щурить глаза, как бы свысока глядеть на того, с кем говорит. — Следи лучше за домом. Кругом грязь. Ты стала неряшлива. В углах паутина. — Где паутина? И опять этот мерзкий прищур. — Вот тут, тут, тут! — Константин Николаевич стал тыкать пальцем по углам. — Не может быть... — Анастасия Петровна сощурилась и стала высматривать в углах паутину. — Там ничего нет, ты просто придираешься, — сказала она обычным усталым голосом. — Да ты ослепла, что ли? Константин Николаевич дернул в раздражении головой и ушел в свою комнату. Встал у окна, бездумно глядя на улицу. «Черт знает что, — кипело у него на сердце, — и она еще иронизирует. Нет, надо вернуться и заставить ее снять паутину, потыкать носом, а то «придираешься»... И он пошел к жене. Но то, что он увидал, заставило его замереть. Анастасия Петровна стояла в углу и напряженно, как это бывает у плохо видящего человека, всматривалась в стены, видимо отыскивая паутину. И в ее лице, и во всей фигуре было что-то жалкое, беспомощное. — Настя! — встревоженно позвал Константин Николаевич. Она вздрогнула, обернулась, и он увидал ее растерянные глаза. Они были широко раскрыты, затем сощурились, как бы сделав взгляд высокомерным. — Я... я не вижу паутины, — сказала она. «Как не видишь?» — хотел он сказать. Он видел даже от двери эту черную нить, вздрагивающую при малейшем движении воздуха. Но смолчал, вдруг поняв, что его жена стала плохо видеть и что она давно уже не та ловкая, веселая, молодая, а пожилая, если не старая, женщина, и виновато сказал: — Ты права, там действительно нет паутины... Прости... (По С. Воронину)

скобки; объясните написания.

1. Молодая девушка глядела на меня, склонив го-
ловку немного (на) бок (Т.). 2. Хоть Ася и притворялась,
что ей все (ни) (по) чем, — мнением каждого дорожила
(Т.). 3. Просители постояли немного на месте, посмот-
рели друг (на) друга и поплелись, не оглядываясь, (во)
свояси (Т.). 4. Почти каждое дерево было обвито (с) верху
(до) низу диким виноградом, (в) низу густо рос тем-
ный терновник (Л. Т.). 5. (5) потьмах я не видел лица
Агафьи (Ч.). 6. В профиль Прозоров напоминал гвоздь,
изогнутый (по) средине (М. Г.). 7. Самгин (из) коса взгля-
нул на жену (М. Г.). 8. Место (до) нельзя скучное (М. Г.).
9. Мороз пожал пчел (к) верху, а (с) низу мед стала
подъедать куница (Пришв.). 10. Пес, увидев прут, подбе-
жал к старику, лег (на) бок у самых ног (Пришв.).
11. Перед закатом потянуло обратно, но рябь (по) пре-
жнему долго бежала сюда (Пришв.). 12. Я (в) тайне наде-
ялся, что на этот раз Дерсу поедет со мной в Хабаровск
(Аре.). 13. Туча быстро неслась по небу, разрастаясь (в)
глубь и (в) ширь (Аре.). 14. Я убедился, что (во) время
моего бега я совсем не думал о дороге и заблудился
(Купр.). 15. Ночью развели огромный костер (на) верху
горы, и все ходили по берегу с огнем (Купр.). 16. Кепи,
надетое (на) бекрень, и черная военная шинель (в)
накидку привлекали на улице всеобщее внимание (Купр).
17. (На) утро часть полка выступила из хутора (Шол).
18. Работы развернулись (во) всю (Аж). 19. Бьется (на)
смерть парень бравый (Твард). 20. Это еще бабушка (на)
двое сказала (поел).

крошку на краю вымытой чашки или тарелки. «Только еще этого не хватало, — раздраженно думал он, — неужели так всю жизнь было, только не замечал, а теперь, сидя на пенсии, от нечего делать все вижу...» Константин Николаевич поглядел на жену. Она сидела, низко склонив голову над шитьем. За последнее время у нее появилась какая-то странная потребность чинить рваные носки, ставить заплаты на застиранные полотенца. Нет, совсем она стала не такой, какою он знал ее все тридцать пять лет. Совсем не такой. А когда-то была огонь-девица! Да, конечно, она была размашиста и далеко не из той категории аккуратисток, которые любят во всем порядок и чистоту. Но он заставил ее быть аккуратной. Ему не нравилось, как она громко хохочет, находил в этом не то чтобы вульгарное, но... воспитания, конечно, никакого не было. И осаживал ее. И она перестала смеяться. Не только громко, но вообще перестала. Да, удивительно, как это он — тихий, почти незаметный — сумел подчинить ее себе, такую волевую девицу. Видимо, потому, что был последователен в выполнении своей цели, а она неорганизованна, «человек порыва». Еще была у нее странность — была не в меру доброй. Однажды увидела на улице плачущую женщину. — Почему вы плачете? — спросила она. — Дочь не в чем из больницы вынести. Положили летом, а теперь зима. Раздетая... И Настя сняла с себя пальто и отдала совершенно чужой, незнакомой женщине. Но это было до замужества. Когда она вышла за него замуж, то подружки говорили ей, что он, Костя, ей не пара. Почему-то считали его менее значительным по сравнению с нею. Но вот в итоге — квартира, машина, дача, и все это он, а теперь еще помогает дочери, у которой муж оказался легкомысленным человеком, да и сыну приходится помогать. Так что если говорить о доброте, то вот она — не порывом, а из месяца в месяц, когда себе отказываешь ради детей. Константин Николаевич поглядел на жену. Она по-прежнему сидела, низко склонив голову. Ставила очередную заплату. В последнее время у нее появилось немало странностей. Хотя бы вот эти заплаты, причем яркие. Затем — щурить глаза, как бы свысока глядеть на того, с кем говорит. — Следи лучше за домом. Кругом грязь. Ты стала неряшлива. В углах паутина. — Где паутина? И опять этот мерзкий прищур. — Вот тут, тут, тут! — Константин Николаевич стал тыкать пальцем по углам. — Не может быть... — Анастасия Петровна сощурилась и стала высматривать в углах паутину. — Там ничего нет, ты просто придираешься, — сказала она обычным усталым голосом. — Да ты ослепла, что ли? Константин Николаевич дернул в раздражении головой и ушел в свою комнату. Встал у окна, бездумно глядя на улицу. «Черт знает что, — кипело у него на сердце, — и она еще иронизирует. Нет, надо вернуться и заставить ее снять паутину, потыкать носом, а то «придираешься»... И он пошел к жене. Но то, что он увидал, заставило его замереть. Анастасия Петровна стояла в углу и напряженно, как это бывает у плохо видящего человека, всматривалась в стены, видимо отыскивая паутину. И в ее лице, и во всей фигуре было что-то жалкое, беспомощное. — Настя! — встревоженно позвал Константин Николаевич. Она вздрогнула, обернулась, и он увидал ее растерянные глаза. Они были широко раскрыты, затем сощурились, как бы сделав взгляд высокомерным. — Я... я не вижу паутины, — сказала она. «Как не видишь?» — хотел он сказать. Он видел даже от двери эту черную нить, вздрагивающую при малейшем движении воздуха. Но смолчал, вдруг поняв, что его жена стала плохо видеть и что она давно уже не та ловкая, веселая, молодая, а пожилая, если не старая, женщина, и виновато сказал: — Ты права, там действительно нет паутины... Прости...
НЕ МОГУ ПРОБЛЕМУ ТОЧНУЮ ВЫЯВИТЬ(((((((((