После выступления юной солистки зрители почувствовали (1) что (2) если даже исполнительнице и не удалось в полной мере воплотить на сцене замысел

индивидуальное. Жизнь без воображения была бы скучной и серой.

Глядя на облака можно, воспользовавшись даром природы, увидеть разные удивительные фигуры: то самолёт летит, то дядька Черномор из пучины выходит. Хотя не редко люди используют силу воображения интуитивно. Например, идёшь по улице, а от кондитерской струиться, стелиться чудесный аромат выпечки. Твоё воображение рисует всевозможные пирожные, кексы булочки и даже не спросит, хочешь ты этого себе представить или нет. Приложи к уху морскую раковину, закрой глаза и сразу твоё воображение рисует жаркое лето, пляж, море…

Однако воображение может вызывать в человеке и негативные чувства, например, страх беспомощность чувство неудачника. Только попробуй, схватить плохую оценку. Сразу картина маслом: мама в слезах, недовольное лицо отца, упрёки так и сыплются, как камни, на твою несчастную голову!

С помощью этого великого дара можно мечтать, видеть мир ярким и интересным. Думаю великие писатели, художники, поэты, музыканты обладают богатым и красочным воображением. Оно побуждает людей таврить добро и доносить его до ближнего.

Желаю всем чаще прислушиваться к великому дару природы: воображению, тогда жизнь будет яркой и интересной.

ВЫПОЛНИТЕ СИНТАКСИЧЕСКИЙ РАЗБОР

вдалеке шелестит камыш(?).на дрожках нет луж(?) на небе нет туч(?).день. Погож(?)

показать? Почувствуют ли то, что любило его сердце? И кто будет его читатель? От этого зависит так много... И прежде всего — состоится ли у него желанная, духовная встреча с теми далекими, но близкими, для которых он втайне писал свою книгу? Дело в том, что далеко не все читающие владеют искус­ством чтения: глаза бегают по буквам, «из букв вечно вы­ходит какое-нибудь слово» (Гоголь)', и всякое слово что-нибудь да «значит»; слова и их значения связываются друг с другом, и читатель представляет себе что-то — «подер­жанное», расплывчатое, иногда непонятное, иногда прият­но-мимолетное, что быстро уносится в позабытое прош­лое... И это называется «чтением». Механизм без духа. Без­ответственная забава. «Невинное» развлечение. А на самом деле — культура верхоглядства и поток пошлости. Такого «чтения» ни один писатель себе не желает. Та­ких «читателей» мы все опасаемся. Ибо настоящее чтение происходит совсем иначе и имеет совсем иной смысл... Как возникло, как созрело написанное? Кто-то жил, любил, страдал и наслаждался; наблюдал, думал, желал — надеялся и отчаивался. И захотелось ему поведать нам о чем-то таком, что для всех нас важно, что нам необходимо духовно увидеть, прочувствовать, проду­мать и усвоить. Значит — что-то значительное о чем-то важном и драгоценном. И вот он начинал отыскивать верные образы, ясно-глубокие мысли и точные слова. Это было не легко, удавалось не всегда и не сразу. Ответственный писа­тель вынашивает свою книгу долго; годами, иногда — всю жизнь; не расстается с нею ни днем, ни ночью; отдает ей свои лучшие силы, свои вдохновенные часы; «болеет» ее темою и «исцеляется» писанием. Ищет сразу и правды, и красоты, и «точности»2 (по слову Пушкина), и верного стиля, и верного ритма, и все для того, чтобы рассказать, не искажая, видение своего сердца... И, наконец, произведе­ние готово. Последний просмотр строгим, зорким глазом; последние исправления — и книга отрывается, и уходит к читателю, неизвестному, далекому, может быть, — легко­весно-капризному, может быть, — враждебно-придирчи­вому... Уходит — без него, без автора. Он выключает себя и оставляет читателя со своею книгою «наедине». И вот мы, читатели, беремся за эту книгу. Перед нами накопление чувств, постижений, идей, образов, волевых разрядов, указаний, призывов, доказательств, целое зда­ние духа, которое дается нам прикровенно, как бы при по­мощи шифра. Оно скрыто за этими черными мертвыми крючочками, за этими общеизвестными, поблекшими сло­вами, за этими общедоступными образами, за этими отвле­ченными понятиями. Жизнь, яркость, силу, смысл, дух — должен из-за них добыть сам читатель. Он должен воссоз­дать в себе созданное автором; и если он не умеет, не хочет и не сделает этого, то за него не сделает этого никто: всуе будет его «чтение» и книга пройдет мимо него. Обычно думают, что чтение доступно всякому грамотному... Но, к сожалению, это совсем не так. Почему? Потому, что настоящий читатель отдает книге свое сво­бодное внимание, все свои душевные способности и свое умение вызывать в себе ту верную духовную установку, которая необходима для понимания этой книги. Настоящее чтение не сводится к бегству напечатанных слов через со­знание; оно требует сосредоточенного внимания и твердого желания верно услышать голос автора. Одного рассудка и пустого воображения для чтения недостаточно. Надо чувствовать сердцем и созерцать из сердца. Надо пережить страсть — страстным чувством; надо переживать драму и трагедию живою волею; в нежном лирическом стихо­творении надо внять всем вздохам, встрепетать своею нежностью, взглянуть во все глуби и дали, а великая идея может потребовать не более и не менее как всего человека. Это означает, что читатель призван верно воспроизвес­ти в себе душевный и духовный акт писателя, зажить этим актом и доверчиво отдаться ему. Только при этом условии состоится желанная встреча между обоими и читателю откроется то важное и значительное, чем болел и над чем трудился писатель. Истинное чтение есть своего рода худо­жественное ясновидение, которое призвано и способно вер­но и полно воспроизвести духовные видения другого чело­века, жить в них, наслаждаться ими и обогащаться ими. Искусство чтения побеждает одиночество, разлуку, даль и эпоху. Это есть сила духа — оживлять буквы, рас­крывать перспективу образов и смысла за словами, запол­нять внутренние «пространства» души, созерцать немате­риальное, отождествляться с незнаемыми или даже умер­шими людьми и вместе с автором художественно и мыс­лительно постигать сущность богозданного мира. Читать — значит искать и находить: ибо читатель как бы отыскивает скрытый писателем духовный клад, желая найти его во всей его полноте и присвоить его себе. Это есть творческий процесс, ибо воспроизводить — значит тво­рить. Это есть борьба за духовную встречу; это есть свобод­ное единение с тем, кто впервые приобрел и закопал иско­мый клад. И тому, кто никогда этого не добивался и не переживал, всегда будет казаться, что от него требуют «невозможного». Искусство чтения надо приобретать и вырабатывать в себе. Чтение должно быть углублено; оно должно стать творческим и созерцательным. И только тогда нам всем от­кроется его духовная ценность и его душеобразующая си­ла. Тогда мы поймем, что следует читать и чего читать не стоит, ибо есть чтение, углубляющее душу человека и строящее его характер, а есть чтение разлагающее и обес­силивающее. По чтению можно узнавать и определять человека. Ибо каждый из нас есть то, что он читает; и каждый человек есть то, как он читает; и все мы становимся незаметно тем, что мы вычитываем из прочтенного, — как бы букетом соб­ранных нами в чтении цветов...

КАКАЯ ПРОБЛЕМА В ЭТОМ ТЕКСТЕ????
Однажды вместо занятий нам выпала удача копать картошку на школьном участке.Главное развлечение наше было таким: на гибкий прут мы насаживали тяжелый шарик, слепленный из земли, и, размахнувшись прутом, бросали шарик — кто дальше. Я наклонился, чтобы слепить шарик потяжелее, как вдруг почувствовал сильный удар между лопаток. Мгновенно распрямившись и оглянувшись, я увидел, что от меня Витька Агафонов с толстым прутом в руке. Многочисленные лучистые солнышки заструились у меня в глазах, а нижняя губа предательски задергалась.Я никогда не плакал именно от физической боли,зато легко навертывались слезы на мои глаза от самой маленькой обиды или несправедливости. Ну за что он теперь меня ударил? Главное, тайком, подкрался сзади. В горле у меня стоял горький комок, на душе было черно от обиды и злости, а в голове зародилась мысль отомстить Витьке, да так, чтобы в другой раз было неповадно. Вскоре созрел план мести. Через несколько дней, когда все позабудется, я как ни в чем не бывало позову Витьку в лес жечь теплинку. А там в лесу и набью морду. Просто и хорошо. В урочный день и час, на большой перемене, я подошел к Витьке.Витька посмотрел на меня подозрительно. — Да уж... Я знаю, ты драться начнешь. Отплачивать. — Что ты, я забыл давно! Просто пожгем теплинку. А то, если хочешь, палки будем обжигать, а потом разукрасим их. У меня ножичек острый, вчера кузнец наточил... Между тем положение мое осложнилось. Одно дело — нечаянно заманить в лес и там стукнуть по уху: небось знает кошка, чье мясо съела, а другое дело — весь этот разговор. Если бы Витька отнекивался, отказывался, а потом нехотя пошел, было бы куда все проще. А после моих слов он улыбнулся от уха до уха (рот у него такой, как раз от уха до уха) и радостно согласился. Пока шли до горы, я всю дорогу старался вспомнить, как он ни за что ни про что ударил меня промежду лопаток, и как мне было больно, и как мне было обидно. Я так все точно и живо вообразил, что спина опять заболела, как и тогда, и в горле опять остановился горький комок.Значит, я накалился и готов к отмщению. — Смотри, смотри! — закричал Витька, показывая на круглую норку, уходящую в землю. Его глаза горели от возбуждения. — Шмель оттуда вылетел, я сам видел. Давай раскопаем? Может быть, там меду полно. «Ну ладно, эту норку мы раскопаем, — решил я, — потом уж я с тобой разделаюсь!» На опушке леса в траве мы тотчас наткнулись на стаю рыжиков. Опять наткнулся Витька, недаром у него глазищи по чайному блюдечку. — Айда за солью! — предложил Витька. — Далеко ли овраг перебежать? Хорошо бы заодно по яичку у матери стащить. «Айда за солью! — думал я, лелея по-прежнему свой злодейский замысел. — Только не думай, что все так и кончится. Когда сбегаем за солью, я тебя обязательно прищучу в лесу». Мы принесли соль и два куриных яйца. — Теперь давай ямку копать. В ямку мы положили яйца, засыпали их землей и на этом месте стали разводить теплинку. Ну что же, вот и теплинка прогорела, сейчас пойдем домой, и тут я буду должен... Что бы еще такое придумать, очень не хочется сразу идти домой. .. — Бежим на речку, — говорю я Витьке. — Помоемся там, а то вон как перемазались. Водички попьем холодненькой. Ну вот и попили и умылись. Делать больше нечего, надо идти домой. Под ложечкой у меня начинает ныть и сосать. Витька доверчиво идет вперед. Его уши торчат в разные стороны: что стоит развернуться и стукнуть! Что стоит? А вот попробуй, и окажется, что это очень непросто ударить человека, который доверчиво идет впереди тебя. Да и злости я уж не слышу в себе. Так хорошо на душе после этой теплинки, после этой речки! Да и Витька, в сущности, неплохой мальчишка — вечно он что-нибудь придумает. Ладно! Если он еще раз стукнет меня промежду лопаток, тогда-то уж я ему не спущу! А теперь — ладно. Мне делается легко от принятого решения не бить Витьку. И мы заходим в село как лучшие друзья.

быть подчинено прагматичным целям, потому что требует огромных материальных затрат. (3)Другие (в числе которых и автор данной статьи) настаивали на том, что образование всегда социально рентабельно и чем больше в обществе образованных людей, тем выше его интеллектуальный и культурный потенциал.

(4)В развитых западных странах образование доступно всем при наличии соответствующего желания, средств и стараний. (5)Однако свобода в получении образования имеет и другую сторону. (6)Это относится и к школам, и к высшим учебным заведениям. (7)Статистика свидетельствует, что выпускники не только государственных, но и частных школ далеко не всегда являются носителями высокой культуры, людьми высоких нравственных критериев.

(8)Принято считать, что человек с университетским дипломом олицетворяет не только профессионализм, но и высокий уровень культуры. (9)Но какой уровень культуры может олицетворять выпускница университета, которая на вопрос профессора о роли языка в её жизни ответила: «Чтобы на тусовке сказать молодым людям что-нибудь эдакое»?..

(10)То же самое можно сказать о других средствах воздействия на сознание, поведение людей, особенно молодёжи. (11)Я имею в виду средства массовой информации, литературу, телевидение, кино.

(12)Позволю себе небольшое отступление, обратившись к русской классике. (13)Лев Толстой – это писатель, которого я читаю, можно сказать, всю жизнь, без перерыва. (14)Но что-то заставляет меня вновь и вновь перечитывать, переосмысливая заново то, с чего начинается роман: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». (15)И в этой ставшей афоризмом и сохранённой в памяти с юных лет фразе мне явилось обобщение, чрезвычайно актуальное в наши дни. (16)Действительно, почему все счастливые семьи похожи друг на друга, а несчастливые несчастливы каждая по-своему? (17)Да потому, что так уж мы организовали свою жизнь, что в негативном, во зле мы более изобретательны, чем в позитивном. (18)И так называемое счастье превращаем в рутину, а во имя зла «творчески» преуспеваем. (19)И потому зло становится более привлекательным. (20)И может, потому и стоим в очередях, чтобы посмотреть очередной фильм про изощрения всяких монстров, вампиров, гангстеров, без душевных потрясений глядя на жестокость.

(21)И это всё обязывает нас посмотреть на себя, переосмыслить наш образ жизни, отношение друг другу и к самому себе не только внутренне, но и внешне. (22)И тогда, я думаю, мы поймём, что нужно вспомнить и те времена, когда мы не позволяли себе и дома ходить так, как теперь выходим на улицу, когда вместо элегантного костюма мы надеваем футболки, когда вместо красивых туфель на нас надеты шлёпки. (23)И уже на улице, в гостях, в ресторане, даже в театре, на концерте редко встретишь элегантно одетых людей. (24)И если раньше всегда стремились быть не хуже других в одежде, то сейчас каждый боится оказаться элегантней других. (25)И мы не задумываемся, что это тоже снижает планку нашей культуры, требований к самому себе, самоуважения и уважения к окружающим. (26)Думаю, не ошибусь, если скажу, что с элегантно одетой, подтянутой девушкой мы разговариваем по-иному и ведём себя по-иному. (27)И ненормативная лексика с футболкой и шлёпками больше сочетается, чем с элегантной блузкой и туфлями.

(28)Критерием качества каждого человека и общества может послужить афоризм великого классика А. Чехова, который утверждал: «В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». (29)Так давайте же спасать прекрасное – красоту наших лиц, одежды, души, мыслей.

проблему и аргументы

писал картины природы и преподавал в Московском училище живописи и ваяния. (2)Добрый и снисходительный к людям в жизни, в вопросах искусства он становился требовательным и строгим. (3) - Ну какая же это верба, юноша? - говорил он, просматривая работу ученика. - (4)Не знаете - посмотрите. (5)Десять раз посмотрите, потом рисуйте. (6) Надо знать природу как свои пять пальцев, чтобы писать пейзажи. (7)Верьте только своим глазам, а не выдумывайте природу! (8) Потом подходил к другому этюду и вздыхал: (9) - Тут всё правильно: и ветки, и почки, и молодые побеги. (10)Но разве же это живопись? (11)Это рисунок для ботанического атласа, а не живопись. (12)Потому что мало знать природу, надо природу чувствовать. (13)Разве вы не заметили, как печально склоняет ива к воде свои гибкие ветви? (14)А как весело играют весной на берёзе серёжки! (15)Они так и светятся в лучах солнышка, которое ещё только начинает пригревать. (16)А вы хоть и смотрели на природу, да главного-то и не увидели. (17)Не тронула вас она. (18)Но если природу писать с волнением, с чувством, то картина ваша взволнует и зрителя. (19)А так её - у купца в передней и то повесить нельзя, не то что в картинной галерее. (20)Каждый год, едва заканчивались занятия в училище, отправлялся художник «на натуру»- с глазу на глаз беседовать с полями, рощами, перелесками. (21)В 1871 году, ещё до прихода весны, уехал Саврасов из столицы. (22)И вот он на 13олге, в Костроме. (23)Всегда был ему по душе этот старинный русский город. (24) В центре - высокая каланча да каменные ряды, в которых торгуют мясом, молоком, пряниками. (25)А за ними - по пригоркам, по оврагам - лепится серая от времени, деревянная Кострома — настоящая большая деревня. (26)Идёшь от Волги, поднимаешься в гору; плывёт в воздухе далёкий звон колоколов Ипатьевского монастыря. (27)Тихо здесь после Москвы, и так легко, так свободно дышится! (28)Художник снял комнатку в мезонине большого деревенского дома. (29)Но первые дни, даже недели, работа не клеилась. (ЗО)Стоял у окошка, смотрел на занесённые снегом избы, на ветхую каменную церковку, на хмурое небо да узловатые голые берёзы с чёрными прошлогодними гнёздами. (31)Ничто не трогало в этом пейзаже сердца художника. (32)Надевал сапоги, долго шёл по побуревшей от грязи дороге, присматривался, прислушивался, но весна не приходила. (ЗЗ)Возвращаясь в дом, он печально вздыхал, жалуясь хозяйке: (34)-Далеко ещё до весны, Дарья Петровна. (35)Ой, далеконько... (36)Но весна пришла, как она приходит всегда, - неожиданно, сразу. (37)Однажды утром разбудили художника громкие птичьи крики. (38)Он глянул в окошко и рассмеялся, как ребёнок, потому что за окном голубело небо. (39)Наскоро накинув халат, Саврасов настежь распахнул створки окна. (40)Резкий холод ворвался в комнату, но художник не замечал этого. (41)Вот оно! (42)Началось!.. (43)Робкий луч солнца проложил по снегам голубые тени, снег стал рыхлым, пористым, словно вата, маленькими зеркальцами заблестели первые лужицы. (44)Но главное - птицы! (45) С ликующим пронзительным криком, стаями и в одиночку, они кружились в прозрачном весеннем воздухе, и унылые чёрные гнёзда ожили: вокруг них хлопочут уже, кричат и радуются прилетевшие из-за моря долгожданные гости. (46)111аги заскрипели по лестнице, открылась дверь, и в комнату заглянула хозяйка. (47)Увидев открытое окно, она потянулась его закрыть, но Саврасов остановил её. (48)- Кондратьич, а Кондратьич! (49)Чай будешь пить? (50)Я самовар вскипятила. (51)- Потом, потом, хозяюшка. (52)Не до того мне сейчас! (53)Грачи прилетели! - отозвался он, взволнованный. (54)Схватив палитру, так и не захлопнув окна, художник стал пристраиваться на подоконнике со своей работой. (55)Напевая, набрасывал на белом холсте согретые первым лучом весны деревья, и почерневшие избы, и маленькую церковку. (56)Почему же так долго не мог взяться художник - признанный мастер пейзажа - за кисти и краски? (57)Чего он ждал, чего ему не хватало? (58)Он ждал и нашёл наконец такой момент, когда в природе вдруг всё стало меняться. (59)Теперь он мог показать природу в движении. (60)«Грачи прилетели!» - так сказалось, так и назвал он свою картину, ставшую впоследствии знаменитой. (61 )В этой картине он выразил всё, что томило его, чего ожидал он с таким нетерпением, - первое дуновение весны. (По О.М. Туберовской*.)