... - длинное и широкое полотнище, расстилаемся на постели,подкладываем под одеяло или употребляем для обтирания .

осложненное предложение( с однородными или обособленными членами).1) Уже исчезла нагота полей — их сплошь покрыли разнообразно богатые всходы хлебов. И Митя по целым дням пропадал в этих лесах и полях.2) Внутренность рощи,влажной от дождя, беспрестанно изменялась. 3) Но мысль ужасная здесь душу омрачает: среди цветущих нив и гор Друг человечества печально замечает везде невежества убийственный позор 4) С нею говорит грубый, невоспитанный, злой, неблагодарный человек. 5) Помню, и я сделал несколько выстрелов, уже выйдя из лесу, на поляне. 6) Новое место, веерообразный огонек, запах, метаморфоза, случившаяся с хозяином,– все это вселяло в нее неопределенный страх. 7 )Мне снилось, я шел по широкой голой степи, под черным,низким небом.

болотистойпочве путник вдруг как по волшебству встречает перед собой цветущую поляну Она так весело глядит на него широко раздольно расстилаясь среди красноствольных сосен и тёмных елей Ровная гладкая она густо заросла сочной свежей зеленью и усеяна крупными бирюзовыми незабудками и белыми кувшинками Луговна так и манит к себе отдохнуть понежиться на душистой сверкающей изумительной зелени Но пропасть путнику если он ступит на эту заколдованную поляну Эта топь зовётся чарусой

почве путник вдруг как по волшебству встречает перед собой цветущую поляну Она так весело глядит на него широко раздольно расстилаясь среди красноствольных сосен и тёмных елей Ровная гладкая она густо заросла сочной свежей зеленью и усеяна крупными бирюзовыми незабудками и белыми кувшинками Луговна так и манит к себе отдохнуть понежиться на душистой сверкающей изумительной зелени Но пропасть путнику если он ступит на эту заколдованную поляну Эта топь зовётся чарусой

болтает и, по всему видать, голодный. Высунулся я в окошко, кричу ему: "Эй, Ванюшка! Садись скорее на машину, прокачу на элеватор, а оттуда вернемся сюда, пообедаем". Он от моего окрика вздрогнул, соскочил с крыльца, на подножку вскарабкался и тихо так говорит: "А вы откуда знаете, дядя, что меня Ваней зовут?" И глазенки широко раскрыл, ждет, что я ему отвечу. Ну, я ему говорю, что я, мол, человек бывалый и все знаю.

Зашел он с правой стороны, я дверцу открыл, посадил его рядом с собой, поехали. Шустрый такой парнишка, а вдруг чего-то притих, задумался и нет-нет да и взглянет на меня из-под длинных своих загнутых кверху ресниц, вздохнет. Такая мелкая птаха, а уже научилась вздыхать. Его ли это дело? Опрашиваю: "Где же твой отец, Ваня?" Шепчет: "Погиб на фронте". – "А мама?" – "Маму бомбой убило в поезде, когда мы ехали". – "А откуда вы ехали?" – "Не знаю, не помню…" – "И никого у тебя тут родных нету?" – "Никого". – "Где же ты ночуешь?" – "А где придется".

Закипела тут во мне горючая слеза, и сразу я решил: "Не бывать тому, чтобы нам порознь пропадать! Возьму его к себе в дети". И сразу у меня на душе стало легко и как-то светло. Наклонился я к нему, тихонько спрашиваю: "Ванюшка, а ты знаешь, кто я такой?" Он и спросил, как выдохнул: "Кто?" Я ему и говорю так же тихо: "Я – твой отец".Боже мой, что тут произошло! Кинулся он ко мне на шею, целует в щеки, в губы, в лоб, а сам, как свиристель, так звонко и тоненько кричит, что даже в кабинке глушно: "Папка родненький! Я знал! Я знал, что ты меня найдешь! Все равно найдешь! Я так долго ждал, когда ты меня найдешь!" Прижался ко мне и весь дрожит, будто травинка под ветром. А у меня в глазах туман, и тоже всего дрожь бьет, и руки трясутся… Как я тогда руля не упустил, диву можно даться! Но в кювет все же нечаянно съехал, заглушил мотор. Пока туман в глазах не прошел, – побоялся ехать, как бы на кого не наскочить. Постоял так минут пять, а сынок мой все жмется ко мне изо всех силенок, молчит, вздрагивает. Обнял я его правой рукою, потихоньку прижал к себе, а левой развернул машину, поехал обратно, на свою квартиру. Какой уж там мне элеватор, тогда мне не до элеватора было.