сочинение рассуждение каким должен быть учитель

Название:война глазами детей
Очень надо

с вопросом: насколько же удачно отобраны из языка и использованы для выражения мыслей и чувств различные языковые единицы?»

1)Весной 1942 года по ленинградским улицам медленно шли две девочки - Нюра и Рая Ивановы. (2)Впервые после долгой блокадной зимы они отправились пешком с Петроградской стороны на Невский проспект, ко Дворцу пионеров. (З)Они обходили повёрнутые трамваи, прятались от взрывов в подворотнях, пробирались по грудам развалин на тротуарах. (4)Зимой девочки похоронили мать, умершую от голода, и остались одни в закопчённой квартире с обледеневшими стенами. (5)Чтобы согреться, сжигали мебель, одежду, книги, ослабевшую Нюру, до войны солистку знаменитого ансамбля, которым рук0волил Исаак Осипович Дунаевский, на санках отвезли в детский дом девушки ~ бойцы отряда противовоздушной обороны. (7)Рая Иванова поступила в ремесленное училище. (8)На исходе первой блокадной зимы их разыскал*1 Руководитель студии P.A. Варшавская. (9)Как и другие работники Дворца пионеров, она, только недавно выписанная из госпиталя, шла по сохранившимся адресам, чтобы найти своих питомцев. (10)До войны дворец был сказочным детским царством, и вот теперь он снова готовился встречать детей. (11)Из уст в уста передавалась казавшаяся невероятной весть: «Дворец пионеров ждёт нас!» (12)06 этой новости нельзя было узнать ни из газет, ни из сообщений по радио. (13)Дворец пионеров был помечен на гитлеровских картах как военный объект. (14)Как были помечены и Эрмитаж, и Русский музей. (15)Из района в район, из дома в Дом передавали как пароль: «Собраться в назначенный час...», и по улицам осаждённого города двигались дети - так начался подвиг педагогов и воспитанников ленинградского Дворца пионеров. (16)Дети, конечно, были глубоки потрясены войной. (17)Они видели, как рушатся дома от взрывов, как падают в голодном беспамятстве люди. (18)Вера Бородулина потеряла отца, Витя Панфилов пережил смерть семерых родных... (19)В каждом д0ме было горе. (20)Впереди было ещё почти два года блокады...(21)А в мае 1942 года во Дворце пионеров работали многочисленные кружки - танцевальные, вокальные, фортепьянные, рукоделия, рисования, художественного слова. (22)Искусство помогало детям выжить, но они ещё не знали о его подлинной силе. (23)Летом 1942 года ребят впервые пригласили на военный крейсер. (24)Они поехали на грузовой машине, захватив музыкальные инструменты и танцевальные костюмы. (25)На палубе корабля играл мелодии Чайковского Витя Панфилов, танцевала Рая Иванова, читала стихи Вера Бородулина. (26)По щекам моряков, не раз смотревших смерти в лицо, текли слёзы. (27)3навшие цену мужеству, .моряки видели силу духа ленинградских школьников. (28)Крейсер готовился идти в бой, из которого вернутся не все, и в этих ребятах была сама одухотворённая надежда. (29)Прощаясь с детьми, команда построилась. (30)Ребята стали вручать подарки, которые привезли с собой. (31)Взяв матерчатый кисет из рук девочки, старшина, на груди которого было два боевых ордена, сказал: «Принимаю третью награду Родины». (32)Моряки знали цену мужеству. Напишите сочинение-рассуждение. Объясните, как Вы понимаете смысл финала текста: «Взяв матерчатый кисет нз рук девочки, старшина, на груди которого было два боевых ордена, сказал: "Принимаю третью награду Родины". Моряки знали цену мужеству».

Действительно, зачем? И смотря как мама! (Здесь и далее следуют подчеркивания автора заметок.) Каждый человек (независимо от возраста) должен знать, что есть существо, любящее его и принимающее его таким, какой он есть. Вот это принятие таким, какой он есть,— самое главное в матери».

«Мать, говорящая: «Я не хочу с тобой говорить», отталкивающая свое дитя, убивает в нем сына или дочь, в себе — мать.

Самая главная обязанность матери — понимать. Мать, не понимающая своего ребенка,— это трагедия. Должно быть (видимо) в раннем детств мать для ребенка — спасение, защитник, мать — утешение. В более старшем: мать — советчик, наставник, мать — утешение. В зрелости: мать-друг, мать — утешение. Должен быть человек, у которого на груди можно плакать и в пять лет, и в пятьдесят».

2

Когда я в Австрии, в Детской деревне, спрашивал; о родителях детей, могла услышать истории, рассказанные c сожалением, c болью за детей, с грустью. Но ни в одной истории не услышала презрения, обличения, отрицания. Самые проникновенные истории, рассказанные c сочувствием, - o заблудших, o запутавшихся. Не то чтобы это словами говорилось, но чувствовалось. Родителей не ненавидя не презирают, не обличают. Жалеют. Может быть, это от христианского воспитания? От церковных проповедей? От заповедей, которые, к сожалению , у нас вместе c церковью был из жизни изгнаны, и сострадания поэтому стало меньше?

Одна из матерей Детской деревни рассказывает мне как «мой младший» к каждому Рождеству делал два подарка; что-то клеил, мастерил. Один — ей, другой — родной матери. А потом родная мама исчезла. «Знаете, такие родители отвыкают от детей, y них начинается собственная жизнь». И вот уже два года как мать не появляется, а «мальчик по-прежнему делает два подарка и оба дарит мне».

- Она мне казалась неплохой женщиной. Думаю, что и была неплохой. Правда, очень глупой. - И в конце случайно o том, почему мальчик был взят из семьи: - Мать занялась проституцией. Я думаю, что это не от распущенности, a просто от неумения другим образом зарабатывать деньги. «Она была неплохой женщиной...»

Сегодняшний директор детской деревни в Имсте, психолог доктор Вильдпихлер, объяснял отношение к родителям: <Они подарили этим детям жизнь, и мы должны быть им за это благодарны>. Я пыталась задавать ему вопросы, навеянные нашей системой педагогических ценностей, в которую <за это благодарны> пока не вписывается. Он кивал головой, слыша о пьянстве, тюрьме и распутстве, и говорил: Для меня важно, любит ли его ребенок.

- Какими бы родители не были?

Доктор Вильдпихлер терпеливо:

- Я должен защищать ребенка от дурного влияния - это моя обязанность. Но не выкорчевывать его любовь к родителям, а укреплять ее. Когда ребенок

вырастет, он сам разберется. А пока, защищая любовь к родителям, я защищаю ребенка.

Был поздний вечер. Домашний учитель Егор Алексеич Свойкин, чтобы не терять попусту времени, от доктора отправился прямо в аптеку. За желтой, лоснящейся конторкой, уставленной вазочками с сигнатурами, стоял высокий господин с солидно закинутой назад головой, строгим лицом и с выхоленными бакенами — по всем видимостям, провизор.Начиная с маленькой плеши на голове и кончая длинными розовыми ногтями, всё на этом человеке было старательно выутюжено, вычищено и словно вылизано, хоть под венец ступай. Нахмуренные глаза его глядели свысока вниз, на газету, лежавшую на конторке.Свойкин подошел к конторке и подал выутюженному господину рецепт. Тот, не глядя на него, взял рецепт, дочитал в газете до точки и, сделавши легкий полуоборот головы направо, пробормотал:
— Через час будет готово, — процедил он сквозь зубы, ища глазами точку, на которой остановился.
— Нельзя ли поскорее? — пробормотал Свойкин. — Мне решительно невозможно ждать.
Провизор не ответил. Свойкин опустился на диван и принялся ждать.
Свойкин был болен. Во рту у него горело, в ногах и руках стояли тянущие боли, в отяжелевшей голове бродили туманные образы, похожие на облака и закутанные человеческие фигуры. Разбитость и головной туман овладевали его телом всё больше и больше, так что, подождав немного и чувствуя, что его тошнит от стука мраморной ступки, он, чтоб подбодрить себя, решил заговорить с провизором...
— Должно быть, у меня горячка начинается, — сказал он. — Доктор сказал, что еще трудно решить, какая у меня болезнь, но уж больно я ослаб... Еще счастье мое, что я в столице заболел, а не дай бог этакую напасть в деревне, где нет докторов и аптек!
Провизор стоял неподвижно и, закинув назад голову, читал. На обращение к нему Свойкину он не ответил ни словом, ни движением, словно не слышал...
— Получите! — проговорил он наконец, не глядя на Свойкина. — Взнесите в кассу рубль шесть копеек!
Свойкин полез в карман за деньгами, достал рубль и тут же вспомнил, что у него, кроме этого рубля, нет больше ни копейки...
— Рубль шесть копеек? — забормотал он, конфузясь. — А у меня только всего один рубль... Думал, что рубля хватит... Как же быть-то?
— Не знаю! — отчеканил провизор, принимаясь за газету.
— В таком случае уж вы извините... Шесть копеек я вам завтра занесу или пришлю...
— Этого нельзя...
— Как же мне быть-то?
— Сходите домой, принесите шесть копеек, тогда и лекарства получите.
Свойкин вышел из аптеки и отправился к себе домой... Пока он добрался до своего номера, то садился отдыхать раз пять... Придя к себе и найдя в столе несколько медных монет, он присел на кровать отдохнуть... Какая-то сила потянула его голову к подушке... Он прилег, как бы на минутку.... Туманные образы в виде облаков и закутанных фигур стали заволакивать сознание... Долго он помнил, что ему нужно идти в аптеку, долго заставлял себя встать, но болезнь взяла свое. Медяки высыпались из кулака, и больному стало сниться, что он уже пошел в аптеку и вновь беседует там с провизором.