есть у животного хвост и рога, любит оно посочнее луг,ну а зимою сено жует,много полезных продуктов дает

Однажды вместо занятий нам выпала удача копать картошку на школьном участке.Главное развлечение наше было таким: на гибкий прут мы насаживали тяжелый шарик, слепленный из земли, и, размахнувшись прутом, бросали шарик — кто дальше. Я наклонился, чтобы слепить шарик потяжелее, как вдруг почувствовал сильный удар между лопаток. Мгновенно распрямившись и оглянувшись, я увидел, что от меня Витька Агафонов с толстым прутом в руке. Многочисленные лучистые солнышки заструились у меня в глазах, а нижняя губа предательски задергалась.Я никогда не плакал именно от физической боли,зато легко навертывались слезы на мои глаза от самой маленькой обиды или несправедливости. Ну за что он теперь меня ударил? Главное, тайком, подкрался сзади. В горле у меня стоял горький комок, на душе было черно от обиды и злости, а в голове зародилась мысль отомстить Витьке, да так, чтобы в другой раз было неповадно. Вскоре созрел план мести. Через несколько дней, когда все позабудется, я как ни в чем не бывало позову Витьку в лес жечь теплинку. А там в лесу и набью морду. Просто и хорошо. В урочный день и час, на большой перемене, я подошел к Витьке.Витька посмотрел на меня подозрительно. — Да уж... Я знаю, ты драться начнешь. Отплачивать. — Что ты, я забыл давно! Просто пожгем теплинку. А то, если хочешь, палки будем обжигать, а потом разукрасим их. У меня ножичек острый, вчера кузнец наточил... Между тем положение мое осложнилось. Одно дело — нечаянно заманить в лес и там стукнуть по уху: небось знает кошка, чье мясо съела, а другое дело — весь этот разговор. Если бы Витька отнекивался, отказывался, а потом нехотя пошел, было бы куда все проще. А после моих слов он улыбнулся от уха до уха (рот у него такой, как раз от уха до уха) и радостно согласился. Пока шли до горы, я всю дорогу старался вспомнить, как он ни за что ни про что ударил меня промежду лопаток, и как мне было больно, и как мне было обидно. Я так все точно и живо вообразил, что спина опять заболела, как и тогда, и в горле опять остановился горький комок.Значит, я накалился и готов к отмщению. — Смотри, смотри! — закричал Витька, показывая на круглую норку, уходящую в землю. Его глаза горели от возбуждения. — Шмель оттуда вылетел, я сам видел. Давай раскопаем? Может быть, там меду полно. «Ну ладно, эту норку мы раскопаем, — решил я, — потом уж я с тобой разделаюсь!» На опушке леса в траве мы тотчас наткнулись на стаю рыжиков. Опять наткнулся Витька, недаром у него глазищи по чайному блюдечку. — Айда за солью! — предложил Витька. — Далеко ли овраг перебежать? Хорошо бы заодно по яичку у матери стащить. «Айда за солью! — думал я, лелея по-прежнему свой злодейский замысел. — Только не думай, что все так и кончится. Когда сбегаем за солью, я тебя обязательно прищучу в лесу». Мы принесли соль и два куриных яйца. — Теперь давай ямку копать. В ямку мы положили яйца, засыпали их землей и на этом месте стали разводить теплинку. Ну что же, вот и теплинка прогорела, сейчас пойдем домой, и тут я буду должен... Что бы еще такое придумать, очень не хочется сразу идти домой. .. — Бежим на речку, — говорю я Витьке. — Помоемся там, а то вон как перемазались. Водички попьем холодненькой. Ну вот и попили и умылись. Делать больше нечего, надо идти домой. Под ложечкой у меня начинает ныть и сосать. Витька доверчиво идет вперед. Его уши торчат в разные стороны: что стоит развернуться и стукнуть! Что стоит? А вот попробуй, и окажется, что это очень непросто ударить человека, который доверчиво идет впереди тебя. Да и злости я уж не слышу в себе. Так хорошо на душе после этой теплинки, после этой речки! Да и Витька, в сущности, неплохой мальчишка — вечно он что-нибудь придумает. Ладно! Если он еще раз стукнет меня промежду лопаток, тогда-то уж я ему не спущу! А теперь — ладно. Мне делается легко от принятого решения не бить Витьку. И мы заходим в село как лучшие друзья.

грамматическая основа этого коротенького предложения

1 Татьяна верила преданьям простонародной старины и снам и карточным гаданьям
2 Многие входили в лабиринт к минотавру да только ещё никому не удавалась выйти от туда
3 В комнату вошёл человек в дорогом пальто и с тростью приветливо улыбнулся мне
4 Нужно было переделывать всю книгу или писать её заново

каждого человека есть Родина. И каждый любит её. Любит родные леса и поля, свою зиму и своё лето, свою весну и свою осень.

недавно расстался, которого любил, знал
больше двух десятков лет, хотя дружба с
ним была далеко не легка. Да, Твардовский
не относился к людям, с которыми легко и
просто. Но общение с ним, в каком бы
настроении он ни был, всегда было
интересным. Он никогда не старался
казаться умнее, чем он есть, но почему-то
всегда чувствовалось его превосходство,
даже когда в споре оказывалось, что прав
именно ты, а не он. Побежденным, как и
большинство людей, признавать себя не
любил, но если уж приходилось, то делал
всегда это так по-рыцарски, с таким
открытым забралом, что хотелось тут же
отдать ему свою шпагу. Да, в нем было
рыцарство, в этом сыне смоленских лесов,
светлоглазом, косая сажень в плечах,
умение отстаивать свою правоту, глядя
прямо в глаза, не отрекаться от сказанного
и не изменять в бою. Это навсегда
привлекло меня к нему.
Мы познакомились с ним почти сразу после
войны. Обоим было тогда лет по тридцать
пять. Но он уже ходил в знаменитых
писателях, «Теркина» все знали наизусть, а
я пришел к нему в кирзовых сапогах, в
гимнастерке с заплатанными локтями и
робко сел на краешек стула в кабинете.
Некоторое время он внимательно и
доброжелательно меня разглядывал, а это
всегда смущает, потом огорошил вопросом:
«Это что же, вы безопасной бритвой так
ловко пробриваете усы или опасной?» Я
растерялся, но вынужден был признаться,
что да, безопасной. Он часто потом
возвращался к этим злосчастным усам: «И
вот так вот, каждое утро, перед зеркалом,
железной рукой? И вот адесь, посередке,
тоже? Ну-ну, очень неплохо надо к себе
относиться, чтоб этим заниматься». И
пожал плечами…
Вообще Трифоныч не прочь был иной раз
смутить человека каким-нибудь
неожиданным суждением или вопросом. Но
в тот раз не думаю, чтоб он хотел как-
нибудь задеть меня — весь вечер он был
удивительно внимателен и заботлив.
Просто он очень не любил, и не всегда мог
это скрыть, людей, слишком много
уделяющих себе внимания. Какие-нибудь
красные носки или излишне пестрый
галстук могли сразу же его настроить
против человека. Вообще пошлость, в
любых ее проявлениях, была ему
противопоказана. Я видел, как на глазах
терялся у него интерес к такому человеку.
Я говорю сейчас обо всех этих мелочах не
только потому, что из мелочей
складывается целое, а потому, что именно
сейчас, через каких-нибудь два месяца
после того, как я его хоронил, Твардовский
близок и дорог мне именно этими его
черточками, его взглядом, иногда суровым,
редакторским, а иногда таким добрым,
даже детским, его улыбкой, замечанием,
жестом.
Может быть, с ним не всегда было легко
дружить, но от одного сознания, что он
есть, всегда становилось легче.(изложение 300 слов

самое прекрасное на земле Родина .У каждого человека есть Родина .И каждый любит ее.Любит родные леса и поля.свою зиму и своё лето,свою весну и свою осень.