Дождик пошел, но капли еще падали с деревьев.День давно погас и вечер сперва огни стыд потом ясный и алый потом бледный и смутный тихо таял и переливаясь

гнездо. 3)О них Федор рассказал нам много интересного. 4) К нам медленно приближалась стайка страусов. 5) И самки и самцы живут коммуной. 6) Один из самцов копает в степи ямку, и все самки кладут в неё яйца. 7) Насиживают , воспитывают, охраняют и защищают птенцов заботливые папаши.

Весёлый месяц май! Солнце с каждым днём всё выше поднимается над лесом, по-хозяйски заглядывает во все уголки, начинает припекать. Между кустов зажелтели крупные ярко жёлтые бубенцы купальницы. Золотыми пуговками рассыпались среди травы лютики. Но нежнее и лучше всех майских цветов - ландыш! Небольшой и скромный, с удивительным неповторимым ароматом, он привлекает к себе, трогает человеческое сердце больше, чем самые пышные и яркие цветы.У многих народов ландыш с давних времён - один из самых любимых цветов. Например, в Египте ещё две тысяч лет назад разводили ландыши в садах. Вместе с розами он цвели там круглый год. В средние века начали «приручать этот лесной цветок в Европе. Садоводы выводили новые сорт ландыша с розовыми, даже с красными цветками, с листьям в белую или золотистую полоску.В мае можно отправляться на встречу с ландышем в лес. К этому времени деревья одеваются в свежую зелень, под ними - лёгкая тень. Её и ищет ландыш. В отличие от подснежников, которые спешат поймать весеннее солнце, он предпочитает прохладу. Куртинки остроконечных ландышевых листьев, похожих на настороженные заячьи или оленьи уши, расселяются под сенью деревьев.Если побывать на ландышевой поляне ранней весной, можно увидеть интересную картину. Уютная полянка кажется ощетинившейся множеством остроконечных зелёных копий. Потом каждое копье начинает разворачиваться, превращаться в узкую зелёную воронку. Рядом из одного гнезда вырастает точно такой же второй лист, а иногда и третий.Так и будут жить они неразлучно до осени. Листья ландыша служат уловителями дождевой воды, которой не так уж много перепадает от разросшихся деревьев. Скупые капли собираются и воронку, а из нее стекают прямо к корням.Вскоре между зелёными ушками листьев вырастает тонкий гранёный стебелёк с зеленоватыми бусинками бутонов, почти сидящими на стебельке. Бусинки - как капли и, кажется, вот-вот упадут на землю. Но капли-бутончики не падают. Один за другим, снизу вверх, они крупнеют, белеют, превращаются в крохотные, почти круглые колокольчики. Раскрываясь, они склоняются вниз и совсем становятся похожими на колокола.Недолго длится цветение. Вместо цветков на ландышевых стебельках красными каплями повиснут ягоды -угощение для птиц, переносчиков семян.Всё растение ландыша ядовито. Но и целебно. Уже целое столетие он используется научной медициной как лекарство от многих болезней.В наших лесах немало крохотных жителей - ландышей. Обширны их поселения. Но в лесах, расположенных неподалёку от городов, с каждым годом хуже живётся ландышам. Как ни обороняются они, беднеют ландышевые поляны. Ландыши рвут в букеты, прихватывая в качестве обвёртки листья, а значит, истощая или губя всё растение. Часто обрывают при этом корневища, от чего может погибнуть целая колония. То же происходит при неумелой, а порой хищнической заготовке ландыша как лекарственного сырья. Если так пойдёт, скоро мы совсем Но увидим по весне этих милых цветов, а медицина лишится цепного лечебного средства. Ландыш взывает о спасении.

стали надвигаться черные тучи. Через какой-нибудь час солнечная погода сменилась диким ураганом, и здесь в пустыне мы могли впервые следить за его бурным развитием.Тихо, шепотом начинает сначала шелестеть песок, перекатываясь по крутым склонам барханов и увалов; словно тонкий свист раздается вокруг. Затем немного теряются ясность и резкость контуров. Песок начинает как бы дымиться. Окрестные вершины вдруг превращаются в дымящиеся вулканы. Все вокруг бурлит и вздымается. Бурные потоки песка как бы поднимаются по краям барханов и бугров. Первые тяжелые капли дождя падают на разгоряченную и неспокойную землю. Двигаться дальше почти невозможно. Вас яростно бьет в лицо песчаная буря. Караван поворачивается спиной к потокам песка и терпеливо ждет. Но вот число капель все увеличивается, и под их тяжестью смиряется песок.Влага спаивает песчинки и сдерживает их порыв. Дождь успокаивает и тир, и песчаную бурю. Опасность миновала.

Не знаю, кто из великих сказал, что более всего следует презирать слабость. А может, никто этого не говорил, потому что истина эта слишком очевидна, чтобы ее отливать в какой-то ажурный афоризм. Ведь и в самом деле множество людей подличают, обманывают, ведут бесчестную игру вовсе не для того, чтобы добиться какой-то личной выгоды. Нет, чаще всего подлецами нас делает слабость: вроде бы не хотел человек ничего плохого делать, даже напротив, хотел помочь, желал проявить свое благородство и бескорыстие, а не получилось, не хватило сил. Вот и вышло, что он не помог, обманул, бросил, предал…Мне все вспоминаются многочисленные сказания про рыцарей, которые спасали несчастных царевен от чудовищ. В реальности чаще бывает по-другому. Пообещает иной благородный рыцарь бедной девушке, что не даст ее в обиду, а когда увидит огнедышащего дракона, когда услышит его хриплый рев, вся книжная героика мигом вылетит из его трясущейся душонки – и только и видели вы этого горе-змееборца.Я спешил на лекции. На остановке увидел худенькую девушку, которая несла большую хозяйственную сумку.- Девушка, вам помочь) – спросил я. Девушка остановилась, чтобы перехватить сумку другой рукой, и сделала какое-то усталое движение головой, которое можно было принять и за нерешительный отказ, и за робкое согласие. Без лишних слов я выхватил у нее сумку и, подбросив ее, бодро спросил:- Куда вам?-Седьмая Радиальная! Там у меня бабушка живет!С центральной улицы мы свернули в проулок, где начинался частный сектор. Одноэтажные лачужки беспорядочно рассыпались замысловатыми концентрическими кругами, и попавшему сюда человеку выбраться было труднее, чем из Критского лабиринта. Один дом располагался на Девятой Радиальной, а другой рядом с ним, почему-то считался на Двенадцатой. Прохожие, когда мы их спрашивали, посылали нас то в одну сторону, то в другую. Кто-то качал головой, посмеиваясь над нелепостью нашей просьбы – найти нужный адрес в этом бесформенном нагромождении жилья. Сумка между тем довольно ощутимо тянула книзу. Я то и дело менял руки.-Девушка, там у вас кирпичи?- Нет, там картошка. Я бабушке привезла из деревни…Господи, эти деревенские чудаки… Картошку в сумке возить… Она на рынке пять рублей стоит… Меня постепенно слала раздражать ее кукольная миловидность, ее вздернутый носик и какая-то детская беззащитность. Кто же это чадо в чужой город отправил, к тому же с сумкой размером с багажно-почтовый вагон?Мы ходили уже почти час, мои руки повисли, ощутимо болели ноги, но нужного адреса все не было. Просто так бросить девчонку было стыдно, но и рыскать по этому трущобному хаосу я тоже больше не мог. Девушка тоже тяготилась тем, что ввязала меня в эти бесконечные странствия. Она робко спросила: «Давайте я понесу сама. Вы идите!» Этот испуганно-тревожный голос выводил меня из себя.Когда мы оказались на какой-то Четырнадцатой Радиальной, я не выдержал:- Да что это за город идиотов?! Кто эти улицы планировал? В тайге скорее иголку найдешь, чем здесь нужный адрес…Я поставил сумку и, уже не скрывая усталой злости, неприязненно посмотрел на девушку. Она, как бы соглашаясь со мной, кивнула и потерла лоб белой ладошкой.- Постой здесь! Я спрошу у кого-нибудь! – сказал я и направился через дорогу к женщине, которая возилась с цветами в палисаднике. Ничего не узнав от нее, я пошел дальше. Но во дворах никого не было, я пересек улицу, потом еще один проулок… А потом пошел в университет.Я сходил на лекции, посидел в библиотеке, только вечером вспомнил о забытой мною где-то в лабиринте домов девушке. Мне вдруг почудилось, что она, прикованная к тяжелой сумке, до сих пор стоит и с надеждой высматривает меня. А может, она поняла, что я уже не вернусь, но, парализованная страхом, не может двинуться с места. И все-таки моя плачущая совесть ругала меня не за то, что я бросил девушку, а за то, что там, на остановке, не прошел мимо нее, впутался в это непосильное для себя дело.

Нужно найти проблему

Девочка в красном пальтишке, в меховых башмаках, в пуховой шапочке кормила голубей из кулька.

И они кружились вокруг девочки хороводом, раздув зобы, хлопаясь, долбя друг дружку, оттирая боком. Девочка смеялась, сыпала крупу с крошками и все повторяла: «У, какие! У, какие!..»

А на скамейке сидел ее отец, курил, жмурился от несильного, но уже пригревающего солнца и поощрял девочку, хвалил ее за усердие.

А ночью он сгреб лопатой мертвых голубей в кузов машины, и когда нагреб их полный кузов, отвез на свалку и сжег там. Вернулся он домой наутро», осторожно прошел мимо кровати дочки, которая глубоко спала. Руки ее были хорошо, с мылом отмыты, и девочка сладко причмокивала губами, даже чему-то улыбалась.

И когда я услышал от этого спокойного отца, спокойно рассказывающего о том, как «несмышленая» девочка кормила голубей отравленной пищей, полученной им в санэпидстанции, потому что голуби стали болеть, могли заразить людей и животных, и нужно было их истребить, то вспомнил, как в другим месте, другие «борцы» за здоровье людей, обсыпали предвесенний лес дустом, чтобы убить энцефалитного клеща. Но клеща в эту пору не убить — он, оцепенев, спит в гнилых пеньях, колодинах и под корой, а вот птицу в той местности истребили всю подчистую.

А птицы там было, птицы! Уже отравленная, но все еще живая, способная двигаться, птица — глухари, тетерева, рябчики вылетали на восходе солнца, грелись и падали замертво на узкую, тропинку, и так их много упало, что, когда я шел весной по этой тропе, под ногами у меня хрустели птичьи скелеты и сапоги по щиколотку, уходили в перо, и было идти тяжело и вязко, будто по мягко проседающему мху.

Но я шел, шел, ослепленный слезами, и не мог проклинать, а молил каким-то полузабытым отрывком из старой молитвы, себя, детей своих, всех людей, таких беззаботных и жестоких: «Боже, милосердия ми воздаждь... и милосердия ми воздаждь... и милосердия...»