ПОМОГИТЕ ПОЖАЛУЙСТА!!!ни как не могу написать сочинение рассуждение по тексту Конецкого:(1)Недавно я вспомнил статью, которую прочитал в газете

Всего очень много
Хочешь не хочешь
Немного
Осветил тему превосходно
Появился внезапно
Как две капли воды
Неизвестно откуда появились
Как можно чище

"Живое слово дороже мертвой буквы",

Самовар у хозяев маленький(?) и приходится постоянно его подогревать.

глубоко вздохнул. (4) – Пока молодой, на это внимания не обращаешь. (5)А потом становится поздно. (6)Поздно в том смысле, что уже ничего, совсем ничего изменить нельзя. (7) – Понимаю, – сказал я. (8) – Это вы пока умом понимаете. (9)А когда сердцем начнёте понимать, то всё уже будет в прошлом. (10)Это какой-то парадокс. (11)Всё на свете можно изменить, но только не то, что ты уже сам сделал. (12)Никакие деньги, никакие связи не помогают. (13)Он замолчал, и мы сидели так, наверное, целый час. (14) – Лет двадцать пять назад, когда я учился в институте, со мной произошла странная история. (15)Мелочь, казалось бы, но я никак не могу её позабыть. (16)Он помолчал. (17) – У меня мама жила тогда в Сибири, и вот как-то она собралась на юг. (18)Взяла мою сестрёнку – она в первом классе училась – и поехала. (19)А пересадку они делали в Москве. (20)У них здесь было часа два между поездами. (21)Мы и договорились встретиться на вокзале. (22)Я обещал показать им город, про свои дела рассказать. (23)Мы тогда уже года два или три не виделись. (24)Он опять замолчал. (25) – Я их едва не пропустил. (26)Мама, стоя с чемоданом в стороне, держала мою сестру за руку. (27)Наташка ела мороженое, а мама растерянно оборачивалась во все стороны. (28)Она испугалась, что я не приду, а одной в Москве ей было страшно. (29)Я в первую минуту даже не знал, как к ней подойти. (30)Неловко как-то было. (31)Странно, как это не находишь верных слов для тех, кого любишь… (32)В общем, мы переехали на другой вокзал, гуляли, сидели в кафе, но я всё никак не мог сказать того, что было у меня на сердце. (33)Словно какой-то замок мне повесили. (34)А она всё смотрела на меня такими глазами, что мне казалось: я вот-вот умру. (35)Чем дольше длилась эта мука, тем больше я понимал своё бессилие. (36)Ломался, как дурак, говорил какие-то плоские слова. (37)Не знаю, что тогда на меня нашло. (38)А потом, когда я уже спустился в метро, у меня вдруг как будто сердце оборвалось. (39)Я вдруг подумал: (40)«Это же моя мама!» (41)Побежал наверх. (42)Поезд уже должен был отправляться. (43)Когда я заскочил в вагон, проводница уже никого не впускала. (44)Где-то в середине я их нашёл. (45)Какие-то люди заталкивали чемоданы на верхние полки, Наташка прыгала у окна, а мама сидела около самой двери и плакала. (46)Никто на её слёзы внимания не обращал. (47)Человек уезжает – мало ли… (По А. Геласимову*)

ЗАДАНИЯ:
1. прочитайте внимательно текст,напишите сочинение-отзыв,ориентируясь на следующие вопросы:
- какой проблеме посвящён текст?
- какова позиция автора ? какие художественные средства иллюстрируют его позицию? почему герой-рассказчик посчитал,что "тропа была безнадёжно испорчена"? почему он "об это тропе много раз пытался написать стихотворение, но так и не сумел написать"?
2. что такое сравнение? как может выражаться сравнение в литературном произведении? приведите 1-2 примера из текста, объясните их смысл.
3.какие,кроме этого,роизведения этого автора вам знакомы?(1-2 произведения).
4.какие произведения на эту же тему вы читали?(автор+название,1-2 произведения).
ТЕКСТ:
В тайге у меня была тропа чудесная. Сам я ее проложил летом, когда запасал дрова на зиму. Сушняка вокруг избы было много – конусообразные лиственницы, серые, как из папье-маше, были натыканы в болоте, будто колья. Избушка стояла на пригорке, окруженная стланиковыми кустами с зелеными хвойными кисточками – к осени набухшие орехами шишки тянули ветви к земле. Сквозь эти стланиковые заросли и проходила к болоту тропа, а болото когда-то не было болотом – на нем рос лес, а потом корни деревьев сгнили от воды, и деревья умерли – давно, давно. Живой лес отошел в сторону по подножью горы к ручью. Дорога, по которой ходили автомашины и люди, легла с другой стороны пригорка, повыше по горному склону.
Первые дни мне было жаль топтать жирные красные ландыши, ирисы, похожие на лиловых огромных бабочек и лепестками, и их узором, огромные толстые синие подснежники неприятно похрустывали под ногой. У цветов, как и у всех цветов Крайнего Севера, запаха не было; когда-то я ловил себя на автоматизме движения – сорвешь букет и поднимаешь его к ноздрям. Но потом я отучился. Утром я рассматривал, что случилось за ночь на моей тропе – вот распрямился ландыш, раздавленный моим сапогом вчера, подался в сторону, но все же ожил. А другой ландыш раздавлен уже навсегда и лежит, как рухнувший телеграфный столб с фарфоровыми изоляторами, и разорванные паутинки с него свисают, как сбитые провода.
А потом тропа вытопталась, и я перестал замечать, что поперек моего пути ложились ветви стланика, те, которые хлестали мне лицо, я обломал и перестал замечать надломы. По сторонам тропки стояли молодые лиственницы лет по ста – они при мне зеленели, при мне осыпали мелкую хвою на тропку. Тропа с каждым днем все темнела и в конце концов стала обыкновенной темно-серой горной тропой. Никто, кроме меня, по ней не ходил. Прыгали на нее синие белки, да следы египетской клинописи куропаток видал я на ней много раз, и треугольный заячий след встречался, но ведь птица и зверь не в счет.
Я по этой собственной тропе ходил почти три года. На ней хорошо писались стихи. Бывало, вернешься из поездки, соберешься на тропу и непременно какую-нибудь строфу выходишь на этой тропе. Я привык к тропе, стал бывать на ней, как в лесном рабочем кабинете. Помню, как в предзимнюю пору холодом, льдом уже схватывало грязь на тропе, и грязь будто засахаривалась, как варенье. И двумя осенями перед снегом я приходил на эту тропу – оставить глубокий след, чтобы на моих глазах затвердел он на всю зиму. И весной, когда снег стаял, я видел мои прошлогодние метки, ступал в старые следы, и стихи писались снова легко. Зимой, конечно, этот кабинет мой пустовал: мороз не дает думать, писать можно только в тепле. А летом я знал все наперечет, все было гораздо пестрей, чем зимой, на этой волшебной тропе – стланик, и лиственницы, и кусты шиповника неизменно приводили какое-нибудь стихотворение, и если не вспоминались чужие стихи подходящего настроения, то бормотались свои, которые я, вернувшись в избу, записывал.
А на третье лето по моей тропе прошел человек. Меня в то время не было дома, я не знаю, был ли это какой-нибудь странствующий геолог, или пеший горный почтальон, или охотник – человек оставил следы тяжелых сапог. С той поры на этой тропе стихи не писались. Чужой след был оставлен весной, и за все лето я не написал на этой тропе ни строчки. А к зиме меня перевели в другое место, да я и не жалел – тропа была безнадежно испорчена.
Вот об этой тропе много раз пытался я написать стихотворение, но так и не сумел написать.

начинаем наслаждаться богатством собственной личности, которая нам вдруг открывается. Это бесконечно далеко от эгоизма, от погружения в себя. Это постижение в себе того нового, высокого, что раньше было как бы «зашторено»… Но это не всё: смысл общения с литературой, искусством и в том, что мы делаемся богаче ещё на одну жизнь, на жизнь художника, который это создал. Я написал сейчас «ещё на одну жизнь». Но нет! Не на одну, а на миллион жизней, потому что художник выразил, высказал то, что волновало миллионы его современников. В его симфонии, картине, романе – надежда, тоска, боль, радость миллионов людей. Поэтому и становимся мы богаче на миллион жизней. Наши сердце и ум наполняются духовным опытом веков и поколений… Хороший читатель – соавтор писателя. Его духовная жизнь, соприкасаясь с миром Пушкина, Стендаля или Толстого, окрыляется, и он видит то, чего не видел раньше. А ведь ради этого и работает писатель. Чтобы научить видеть. Я написал сейчас «духовная жизнь». А доступна ли она любому человеку?.. Формы духовной жизни, как и формы творчества, бесконечно разнообразны. Духовная жизнь – это общение с людьми, искусством, осенним лесом и с самим собой. Мы духовны, когда беседуем о чём-то дорогом с товарищем, доверяя его уму и сердцу. Мы высоко духовны, когда чувствуем бесценность жизни и хотим оставить в мире скромный отпечаток собственной личности… И мы духовны, когда, перечитывая любимый том, понимаем его по-новому.

неприличием, как не уметь читать и писать"