Антоним к слову завтра и к слову вчера

Нужно найти проблему

Девочка в красном пальтишке, в меховых башмаках, в пуховой шапочке кормила голубей из кулька.

И они кружились вокруг девочки хороводом, раздув зобы, хлопаясь, долбя друг дружку, оттирая боком. Девочка смеялась, сыпала крупу с крошками и все повторяла: «У, какие! У, какие!..»

А на скамейке сидел ее отец, курил, жмурился от несильного, но уже пригревающего солнца и поощрял девочку, хвалил ее за усердие.

А ночью он сгреб лопатой мертвых голубей в кузов машины, и когда нагреб их полный кузов, отвез на свалку и сжег там. Вернулся он домой наутро», осторожно прошел мимо кровати дочки, которая глубоко спала. Руки ее были хорошо, с мылом отмыты, и девочка сладко причмокивала губами, даже чему-то улыбалась.

И когда я услышал от этого спокойного отца, спокойно рассказывающего о том, как «несмышленая» девочка кормила голубей отравленной пищей, полученной им в санэпидстанции, потому что голуби стали болеть, могли заразить людей и животных, и нужно было их истребить, то вспомнил, как в другим месте, другие «борцы» за здоровье людей, обсыпали предвесенний лес дустом, чтобы убить энцефалитного клеща. Но клеща в эту пору не убить — он, оцепенев, спит в гнилых пеньях, колодинах и под корой, а вот птицу в той местности истребили всю подчистую.

А птицы там было, птицы! Уже отравленная, но все еще живая, способная двигаться, птица — глухари, тетерева, рябчики вылетали на восходе солнца, грелись и падали замертво на узкую, тропинку, и так их много упало, что, когда я шел весной по этой тропе, под ногами у меня хрустели птичьи скелеты и сапоги по щиколотку, уходили в перо, и было идти тяжело и вязко, будто по мягко проседающему мху.

Но я шел, шел, ослепленный слезами, и не мог проклинать, а молил каким-то полузабытым отрывком из старой молитвы, себя, детей своих, всех людей, таких беззаботных и жестоких: «Боже, милосердия ми воздаждь... и милосердия ми воздаждь... и милосердия...»

нет? Неужели может быть важно, что кто-то помнит, как он учился писать первые буквы, или в каком платье приходила на урок его любимая учительница, или какой дом когда-то стоял на месте нынешнего торгового центра? Наша память бережно хранит множество вещей, деталей, лиц, картин, которые, казалось бы, лишены смысла, поскольку их больше нет и вернуть их невозможно. И всё-таки они упорно живут в наших воспоминаниях. Живут и незаметно для нас самих наполняют нашу жизнь, делая ее объемной, глубокой, осмысленной.
Я помню то, что было когда-то, а значит, прошлое для меня не безжизненно, оно наполнено моими ощущениями и переживаниями. Прошлое это уже не унылый перечень сведений и дат, а череда зримых образов и живых ситуаций. Следовательно, я живу не только сейчас, но и в прошлом. Моя жизнь не мгновение, ограниченное словом "сейчас", она обретает протяженность.
А еще через воспоминания моя жизнь связана с жизнью других людей: друзей, родных, знакомых. Я помню их лица, жесты, храню в памяти наши разговоры и встречи. И протяженность моей жизни как будто дополняется объемом: я не один в моем прошлом.
Но мои личные воспоминания неизбежно несут на себе отпечаток какого-то прошедшего для страны времени, уходящей эпохи. А это значит, что через них я становлюсь причастным к истории, чувствую себя ее частью. Благодаря моей способности помнить моя жизнь наполняется смыслом. Я не Иван, родства не помнящий, а человек, ощущающий свою родственность течению общей жизни.