Все толпились у окна , стараясь почувствовать тонкий сладковатый аромат , и интересовались , что за растение , почему оно цветет.

особенно стихотворения А.С. Пушкина.

(1)То была первая тихая ночь в разбитом Сталинграде. (2)Поднялась тихая луна над руинами, над заснеженными пепелищами. (3)И никак не верилось, что уже нет нужды пу¬гаться тишины, затопившей до краев многострадальный город. (4)Это не затишье, здесь на¬ступил мир — глубокий, глубокий тыл, пушки гремят где-то за сотни километров отсюда.
(5)И в эту-то ночь неподалеку от подвала, где размещался их штаб полка, занялся по-жар. (6)Вчера никто бы не обратил на него внимания — бои идут, земля горит, — но сейчас пожар нарушал мир, все кинулись к нему.
(7)Горел немецкий госпиталь, четырехэтажное деревянное здание. (8)Горел вместе с ра¬неными. (9)Ослепительно золотые, трепещущие стены обжигали на расстоянии, теснили тол¬пу. (10)Она, обмершая, завороженная, подавленно наблюдала, как внутри, за окнами, R рас¬каленных недрах, время от времени что-то обваливается — темные куски. (11)И каждый раз, как это случалось, по толпе из конца в конец проносился вздох горестный и сдавленный — то падали вместе с койками немецкие раненые из лежачих, что не могли подняться и выбраться.
(12)А многие успели выбраться. (13)Сейчас они затерялись среди русских солдат, вме¬сте с ними, обмерев, наблюдали, вместе испускали единый вздох.
(14)Вплотную, плечо в плечо с Аркадием Кирилловичем стоял немец, голова и полови¬на лица скрыты бинтом, торчит лишь острый нос и тихо тлеет обреченным ужасом единст¬венный глаз. (15)Он в болотного цвета тесном хлопчатобумажном мундирчике с узкими по¬гончиками, мелко дрожит от страха и холода. (16)Его дрожь невольно передается Аркадию Кирилловичу, упрятанному в теплый полушубок.
(17)Он оторвался от сияющего пожарища, стал оглядываться — кирпично раскаленные лица, русские и немецкие вперемешку. (18)У всех одинаково тлеющие глаза, как глаз сосе¬да, одинаковое выражение боли и покорной беспомощности. (19)Свершающаяся на виду тра¬гедия ни для кого не была чужой.
(20)В эти секунды Аркадий Кириллович понял простое: ни вывихи истории, ни ожесто¬ченные идеи сбесившихся маньяков, ни эпидемические безумия — ничто не вытравит в людях человеческое. (21)Его можно подавить, но не уничтожить. (22)Под спудом в каждом нерастра¬ченные запасы доброты — открыть их, дать им вырваться наружу! (23)И тогда… (24)Вывихи истории — народы, убивающие друг друга, реки крови, сметенные с лица земли города, рас¬топтанные поля… (25)Но историю-то творит не господь бог — ее делают люди! (26)Выпустить на свободу из человека человеческое — не значит ли обуздать беспощадную историю?
(27)Жарко золотились стены дома, багровый дым нес искры к холодной луне, окуты-вал ее. (28)Толпа в бессилье наблюдала. (29)И дрожал возле плеча немец с обмотанной голо¬вой, с тлеющим из-под бинтов единственным глазом. (ЗО)Аркадий Кириллович стянул в тес¬ноте с себя полушубок, накинул на плечи дрожащего немца.
(31)Аркадий Кириллович не доглядел трагедию до конца, позже узнал — какой-то не¬мец на костылях с криком кинулся из толпы в огонь, его бросился спасать солдат-татарин. (32)Горящие стены обрушились, похоронили обоих.
(33 )В каждом нерастраченные запасы человечности.
(34 )Бывший гвардии капитан стал учителем. (35)Аркадий Кириллович ни на минуту не забывал перемешанную толпу бывших врагов перед горящим госпиталем, толпу, охваченную общим страданием. (36)И безызвестного солдата, кинувшегося спасать недавнего врага, тоже помнил. (37)Он верил — каждый из его учеников станет запалом, взрывающим вокруг себя лед недоброжелательства и равнодушия, освобождающим нравственные силы. (38)Историю делают люди.
(По В. Тендрякову)