1. Я убеждён, что настоящая воспитанность проявляется прежде всего у себя дома, в своей семье, в отношениях со своими родными. 2.

Мотивируйте свою точку зрения.

а) Безапелляционный тон преподавателя свидетельствовал, что по этому вопросу иных мнений просто не может быть.
b) Барыня предпочитала принимать гостей в своем уютном бенуаре.

должна вобрать в себя все лучшее, что завоевано и выстрадано всеми предшествующими духовными исканиями человечества, и обогатить эту сокровищницу. Остановитесь, видя чужое горе и чужую обиду! Заповедь «Человек человеку друг, товарищ и брат» ни в коем случае не должна оставаться механически повторяемой фразой. Выполняя эту заповедь, мы поступаем в соответствии и со своей совестью, и с непреложным нравственным законом. Но как быть с теми, кто тысячу раз слышал: «Остановись перед чужой бедой», десятки раз сам произносил эти слова, а действовал и действует вопреки им? Есть случаи, когда бесполезно стыдить и уговаривать, лучше просто заставлять. Если гражданин видит опасность, угрожающую другим людям, он обязан сделать все, что может, чтобы эта опасность была устранена. Бездействие – преступление. Если не юридическое, то моральное. Вот житейский пример. ...Мартовский гололед. Десятки метров тротуара накатаны так, что па них можно проводить соревнования по конькобежному спорту. Обойти опасный каток нельзя. Путь преграждают высокие обледенелые сугробы. К подъезду со страшным напряжением идут немолодые люди, некоторые с палочками, один – на костылях. Человек на костылях мрачно шутит: «Все удобства! Сломаю вторую ногу, мне тут же и рентген сделают, и в гипс! На месте!» «Каток» на тротуаре – перед входом в большую ведомственную поликлинику. Опасный для здоровых, он вдвойне и втройне опасен для больных. Они идут в поликлинику за помощью, а рискуют у входа сломать себе шею. Я вошел в поликлинику, к которой никакого отношения не имею, обратился в регистратуру и попытался рассказать о том, что творится перед входом. На меня накричали. Затем прозвучал риторический вопрос: – Вы что хотите, чтобы мы бросили больных и пошли лед скалывать?! Иду к главврачу и слышу то же самое: – Вы что хотите, чтобы я бросил больных и пошел лед скалывать? Затем он как дважды два четыре доказывает мне, что по закону будет нести ответственность только в том случае, если посетитель подведомственной ему поликлиники сломает ногу, руку, голову – словом, получит травму внутри поликлиники. За то, что происходит у входа в поликлинику, несет ответственность жэк. – Так позвоните в жэк, скажите им... Главный врач видит в моем появлении ущемление своей амбиции. Решительно и недружелюбно дает он мне понять – аудиенция окончена. Врач, который знает, что сейчас, сию минуту, в ста шагах от него может произойти беда, и не желает принять мер, по-моему, не врач. Это человек с дипломом врача. В тех случаях, когда действие или бездействие человека, живущего по принципу «Моя хата с краю...», создают угрозу здоровью, тем более жизни сограждан, мало убеждать – надо принуждать, недостаточно рассказывать – надо наказывать. Среди многих писем меня особенно тронули те, в которых люди пишут не о своей собственной беде, хлопочут не о себе или своих ближних (хотя в таких хлопотах нет, разумеется, ничего зазорного). Особенно волнуют письма людей, кому не дает покоя, что где-то, порой далеко, обойден вниманием, заботой человек, который не напоминает о себе. Не умеет или не хочет. И тогда находятся те, кто чужую беду воспринимают как свою. И не просто сочувствуют. Их сочувствие становится действием. Сострадание – активный помощник. Но как быть с теми, кто не видит, не слышит, не чувствует, когда больно и плохо другому? Постороннему, какими они считают всех, кроме себя, да, может быть, своей семьи, к которой, впрочем, тоже часто равнодушны. Как помочь и тем, кто страдает от равнодушия, и самим равнодушным? С самого детства воспитывать – прежде всего самого себя – так, чтобы отзываться на чужую беду и спешить на помощь тому, кто в беде. И ни в жизни, ни в педагогике, ни в искусстве не считать сочувствие размагничивающей чувствительностью, чуждой нам сентиментальностью. Сочувствие – великая человеческая способность и потребность, благо и долг.

Один из бывших однокурсников Ландау много лет спустя вспоминал, какое огромное впечатление произвела на Льва газетная заметка о знаменитом артисте, который утверждал, что великий актер — это прежде всего великое самоотречение.
— Что ж тогда говорить о физиках,— грустно улыбнулся Дау.
Он всегда избегал громких слов и даже боялся их. У него была ненависть к хвастовству. Эта ненависть сказывалась и в том, что он никогда не разглагольствовал, что, дескать, занимается разработкой нового. Однажды кто-то из приятелей неосторожно заявил, что, по всей вероятности, ему, то есть этому приятелю, предстоит сделать большое открытие. Дау фыркнул:
— Тебе надо почитать Гоголя. Он справедливо замечает, что никогда не следует хвастаться будущим.
О своей работе — ни слова, между тем в этот период Лев занимался изучением квантовой механики: пройдет немного времени, и о его труде заговорят все физики.
Студенческие годы изменили Ландау. Сказалось влияние коллектива и преподавателей, но больше всего — та огромная борьба, которую принято называть работой над собой и которая по плечу лишь сильным натурам. Исчезли его робость и застенчивость, он приучил себя не расстраиваться из-за пустяков, не разбазаривать время.
Борьбу с собой он держал в тайне от приятелей, во всяком случае, никогда ею не хвастал. Только близкие друзья по отдельным репликам могли догадаться, чего стоила ему эта борьба. Однажды речь зашла о том, что человеку даны огромные творческие возможности, но не каждый способен их развить.
— Кто-то из классиков сказал, что без усилий нельзя быть счастливым, а каждое усилие — это усталость и внутреннее страдание, — заметил один из друзей Дау. — Кажется, это слова Анатоля Франса.
— Похоже на Франса, — улыбнулся Дау. — Но если тебе непременно нужны цитаты, вспомни лучше Пирогова: «Без вдохновения нет воли, без воли нет борьбы, а без борьбы— ничтожество и произвол». Нужно бояться не усталости и внутреннего страдания. Больше всего надо бояться впасть в ничтожество.
Он с каждым днем становился взрослее. Если раньше на него особенно сильное впечатление производила, скажем, способность Жюльена Сореля в один присест выучить страницу газетного текста, то теперь его больше интересовал духовный мир героя — величайшая трагедия человека, который вдруг осознает, что то, чего он всю жизнь добивался, не стоит затраченных усилий. Дау пришел к выводу, что важнее всего — не только сильный характер, но и достойная цель. Для него эта цель — наука, физика. Несмотря на молодость, он уже научился ограждать себя от помех: время, отведенное для занятий, уходило только на занятия. (375 слов) (А. Бессараб) помогите пожалуйста чуть чуть

стремясь решить их в духе нашей морали, которая должна вобрать в себя все лучшее, что завоевано и выстрадано всеми предшествующими духовными исканиями человечества, и обогатить эту сокровищницу.

Остановитесь, видя чужое горе и чужую обиду! Заповедь «Человек человеку друг, товарищ и брат» ни в коем случае не должна оставаться механически повторяемой фразой. Выполняя эту заповедь, мы поступаем в соответствии и со своей совестью, и с непреложным нравственным законом. Но как быть с теми, кто тысячу раз слышал: «Остановись перед чужой бедой», десятки раз сам произносил эти слова, а действовал и действует вопреки им? Есть случаи, когда бесполезно стыдить и уговаривать, лучше просто заставлять.

Если гражданин видит опасность, угрожающую другим людям, он обязан сделать все, что может, чтобы эта опасность была устранена. Бездействие – преступление. Если не юридическое, то моральное. Вот житейский пример.

...Мартовский гололед. Десятки метров тротуара накатаны так, что па них можно проводить соревнования по конькобежному спорту.

Обойти опасный каток нельзя. Путь преграждают высокие обледенелые сугробы. К подъезду со страшным напряжением идут немолодые люди, некоторые с палочками, один – на костылях. Человек на костылях мрачно шутит: «Все удобства! Сломаю вторую ногу, мне тут же и рентген сделают, и в гипс! На месте!»

«Каток» на тротуаре – перед входом в большую ведомственную поликлинику. Опасный для здоровых, он вдвойне и втройне опасен для больных. Они идут в поликлинику за помощью, а рискуют у входа сломать себе шею.

Я вошел в поликлинику, к которой никакого отношения не имею, обратился в регистратуру и попытался рассказать о том, что творится перед входом. На меня накричали. Затем прозвучал риторический вопрос:

– Вы что хотите, чтобы мы бросили больных и пошли лед скалывать?!

Иду к главврачу и слышу то же самое:

– Вы что хотите, чтобы я бросил больных и пошел лед скалывать?

Затем он как дважды два четыре доказывает мне, что по закону будет нести ответственность только в том случае, если посетитель подведомственной ему поликлиники сломает ногу, руку, голову – словом, получит травму внутри поликлиники. За то, что происходит у входа в поликлинику, несет ответственность жэк.

– Так позвоните в жэк, скажите им...

Главный врач видит в моем появлении ущемление своей амбиции. Решительно и недружелюбно дает он мне понять – аудиенция окончена.

Врач, который знает, что сейчас, сию минуту, в ста шагах от него может произойти беда, и не желает принять мер, по-моему, не врач. Это человек с дипломом врача.

В тех случаях, когда действие или бездействие человека, живущего по принципу «Моя хата с краю...», создают угрозу здоровью, тем более жизни сограждан, мало убеждать – надо принуждать, недостаточно рассказывать – надо наказывать.

Среди многих писем меня особенно тронули те, в которых люди пишут не о своей собственной беде, хлопочут не о себе или своих ближних (хотя в таких хлопотах нет, разумеется, ничего зазорного). Особенно волнуют письма людей, кому не дает покоя, что где-то, порой далеко, обойден вниманием, заботой человек, который не напоминает о себе. Не умеет или не хочет. И тогда находятся те, кто чужую беду воспринимают как свою. И не просто сочувствуют. Их сочувствие становится действием.

Сострадание – активный помощник.

Но как быть с теми, кто не видит, не слышит, не чувствует, когда больно и плохо другому? Постороннему, какими они считают всех, кроме себя, да, может быть, своей семьи, к которой, впрочем, тоже часто равнодушны. Как помочь и тем, кто страдает от равнодушия, и самим равнодушным?

С самого детства воспитывать – прежде всего самого себя – так, чтобы отзываться на чужую беду и спешить на помощь тому, кто в беде. И ни в жизни, ни в педагогике, ни в искусстве не считать сочувствие размагничивающей чувствительностью, чуждой нам сентиментальностью.

Сочувствие – великая человеческая способность и потребность, благо и долг.

плохо другому? (3)Постороннему, какими они считают всех, кроме себя, да, может быть, своей семьи, к которой, впрочем, тоже часто равнодушны. (4)Как помочь и тем, кто страдает от равнодушия, и самим равнодушным? (5)С самого детства воспитывать – прежде всего самого себя – так, чтобы отзываться на чужую беду и спешить на помощь тому, кто в беде. (6)И ни в жизни, ни в педагогике, ни в искусстве не считать сочувствие размагничивающей чувствительностью, чуждой нам сентиментальностью. (7)Сочувствие – великая человеческая способность и потребность, благо и долг. (8)Людям, такой способностью наделённым или тревожно ощутившим в себе недостаток её, людям, воспитавшим в себе талант доброты, тем, кто умеет превращать сочувствие в содействие, живётся труднее, чем бесчувственным. (9)И беспокойнее. (10)Но их совесть чиста. (11)У них, как правило, вырастают хорошие дети. (12)Их, как правило, уважают окружающие. (13)Но даже если правило это нарушится и окружающие их не поймут, а дети обманут их надежды, они не отступят от своей нравственной позиции. (14)Бесчувственным кажется, что им хорошо. (15)Они-де наделены бронёй, которая защищает их от ненужных волнений и лишних забот. (16)Но это им только кажется, не наделены они, а обделены. (17)Рано или поздно – как аукнется, так и откликнется! (18) На мою долю недавно выпало счастье познакомиться со старым мудрым врачом. (19) Он нередко появляется в своём отделении в выходные дни и в праздники, не по экстренной необходимости, а по душевной потребности. (20) Он разговаривает с больными не только об их болезни, но и на сложные жизненные темы. (21) Он умеет вселить в них надежду и бодрость. (22) Многолетние наблюдения показали ему, что человек, который никогда никому не сочувствовал, ничьим страданиям не сопереживал, очутившись перед собственной бедой, оказывается неготовым к ней. (23)Жалким и беспомощным встречает он такое испытание. (24)Эгоизм, чёрствость, равнодушие, бессердечность жестоко мстят за себя. (25)Слепым страхом. (26)Одиночеством. (27)Запоздалым раскаянием. (28)Одно из самых важных человеческих чувств - сочувствие. (29)И пусть оно не остаётся просто сочувствием, а станет действием. (30) Содействием. (31)К тому, кто в нём нуждается, кому плохо, хотя он молчит, надо приходить на помощь, не ожидая зова. (32)Нет радиоприёмника более сильного и чуткого, чем человеческая душа. (33) Если её настроить на волну высокой человечности. (По С. Львову)