Время меняет людей. Но кроме времени, есть еще одна категория, воздействующая на тебя, может быть, даже посильнее, чем время. Это образ жизни,

Время меняет людей. Но кроме времени, есть еще одна категория,
воздействующая на тебя, может быть, даже посильнее, чем время. Это образ
жизни, отношение к ней, сострадание к другим. Существует соображение,
что сострадание воспитывается собственной бедой. Мне не нравится это
соображение. Я верю, что сострадание – это особенный талант, и без него
трудно оставаться человеком.
Человек безмятежной судьбы знает, конечно, о бедах, о том, что есть
несчастные, а среди них – и дети. Да, несчастья и беды – это
неизбежность. Но жизнь устроена так, что несчастье счастливому кажется
чаще всего далёким, порой даже нереальным. Если у тебя всё хорошо, беда
представляется рассыпанной по миру маленькими песчинками. Несчастье
кажется нетипичным, а типичным – счастье. Счастье не будет счастьем,
если оно каждый миг станет думать о беде и горе.
Собственные беды оставляют в душе рубцы и учат человека важным
истинам. Но если человек запоминает только такие уроки, у него
заниженная чувствительность. Плакать от собственной боли не трудно.
Труднее плакать от боли чужой. Знаменитый мыслитель прошлого сказал:
«Процветание раскрывает наши пороки, а бедствие – наши добродетели».

Текст
Время меняет людей. Но кроме времени, есть еще одна категория, воздействующая на тебя, может быть, даже посильнее, чем время. Это образ жизни, отношение к ней, сострадание к другим. Существует соображение, что сострадание воспитывается собственной бедой. Мне не нравится это соображение. Я верю, что сострадание – это особенный талант, и без него трудно оставаться человеком.
Человек безмятежной судьбы знает, конечно, о бедах, о том, что есть несчастные, а среди них – и дети. Да, несчастья и беды – это неизбежность. Но жизнь устроена так, что несчастье счастливому кажется чаще всего далёким, порой даже нереальным. Если у тебя всё хорошо, беда представляется рассыпанной по миру маленькими песчинками. Несчастье кажется нетипичным, а типичным – счастье. Счастье не будет счастьем, если оно каждый миг станет думать о беде и горе.
Собственные беды оставляют в душе рубцы и учат человека важным истинам. Но если человек запоминает только такие уроки, у него заниженная чувствительность. Плакать от собственной боли не трудно. Труднее плакать от боли чужой. Знаменитый мыслитель прошлого сказал: «Процветание раскрывает наши пороки, а бедствие – наши добродетели».

Время меняет людей. Но кроме времени, есть еще одна категория, воздействующая на тебя, может быть, даже посильнее, чем время. Это образ жизни, отношение к ней, сострадание к другим. Существует соображение, что сострадание воспитывается собственной бедой. Мне не нравится это соображение. Я верю, что сострадание – это особенный талант, и без него трудно оставаться человеком.

— общение с душой другого человека. А вторая — общение с небом.
Отчего возникла потребность духовного общения с другими людьми? Оттого, вероятно, что на земле одинаковая, в общем-то, одна и та же душа раздроблена на множество как бы изолированных повторений с множеством наслоившихся индивидуальных особенностей, но с глубинной первоосновой.
Отчего происходит человеческая потребность духовного общения с небом, то есть с беспредельностью и во времени и в пространстве? Оттого, вероятно, что человек, как некая временная протяжённость, есть частица, пусть миллионная, пусть мгновенная, пусть ничтожная, но всё же частица той самой беспредельности и безграничности. Что же могло на земле служить самым ярким символом безграничности? Конечно, небо.
Недавно я прочитал в «Огоньке» статью учёного Шульца. Он предполагает, что нам трудно будет наладить связь с цивилизациями других галактик потому, что может не оказаться общего языка. Может быть, муравьи или пчёлы давно пытаются наладить связь и войти в деловые отношения с человечеством; может быть, используя свои антенны-усики, они беспрерывно посылают нам свои сигналы, но мы не способны их уловить. Может быть, так же как пчёлы не знают о том, что мы их изучаем, мы точно так же не подозреваем, что изучают нас. Может быть, из неведомых галактик посылают сигналы такого характера, которые мы не умеем воспринять нашими современными аппаратами, но которые, может быть, иногда воспринимает человеческая душа? И вот в неизъяснимом волнении человек поднимает глаза кверху, и сопричастие с чем-то большим, чем он сам, потрясает его.
Самонадеянность наша не имеет границ. Мы считаем себя выше не только муравья, но кого бы то ни было во Вселенной, в то время как муравьи умеют поддерживать в своих жилищах точные климатические условия, которые существовали на земле в доисторические времена, а мы едва-едва умеем пользоваться батареей парового отопления. В то время как нет ничего легче, оказывается, чем взять и полететь над землёй, мы вынуждены сочинять себе неуклюжие и тяжёлые летательные аппараты. В то время как у множества обитателей Земли существует тончайшее предвидение погоды, чуть ли не за две недели, мы ошибаемся на каждом шагу, мы, вооружённые умопомрачительными вычислительными машинами.
Но я слишком отвлёкся. Я ведь хотел сказать только то, с чего, собственно, и начал: человеку свойственны две великие потребности: общение с душой другого человека, других людей и общение с небом...