придумать басню на мораль"берись за то к чему ты сроден,коль...

Деревня находится в (263км) двухстах шестьдесят трех километрах от
города.

что (б) в делах успешный был конец. (От) того, что печь давно уже не топилась, в трубе не было тяги, и вся фанза наполнилась дымом.

по­весть Ма­ри­ны Го­лу­биц­кой «Вот и вся лю­бовь». (2)Она по­свя­ще­на перм­ской учи­тель­ни­це ли­те­ра­ту­ры, зна­ме­ни­той в 70-80-х годах Елене Ни­ко­ла­ев­не (фа­ми­лия в по­ве­сти из­ме­не­на, а имя и от­че­ство — нет). (3)А я хо­ро­шо знала Елену Ни­ко­ла­ев­ну. (4)При со­вет­ской вла­сти её вы­жи­ли из элит­ной школы: не лю­би­ли тогда, чтоб лич­ность вы­де­ля­лась умом и ис­крен­но­стью — ох, как не лю­би­ли! (5)И она ушла ра­бо­тать в школу ра­бо­чей мо­ло­де­жи, где я как раз слу­жи­ла биб­лио­те­ка­рем. (6)На самом деле мне толь­ко ка­за­лось, что я хо­ро­шо знала Елену Ни­ко­ла­ев­ну! (7)3нала, да не знала! (8)В по­ве­сти при­ве­де­ны пись­ма Елены Ни­ко­ла­ев­ны, много её пре­крас­ных писем. (9)Глу­бо­ких, ярких писем, в ко­то­рых её лю­бовь к уче­ни­кам, её па­мять о каж­дом из них так по­ра­зи­ли меня! (10)Я долго пла­ка­ла, когда за­кон­чи­ла чи­тать по­весть, и это были про­светлённые, бла­го­дар­ные слёзы. (11)Я чув­ство­ва­ла себя счаст­ли­вой и по­то­му, что Ма­ри­на Го­лу­биц­кая на­пи­са­ла эту пре­крас­ную по­весть о чу­дес­ном че­ло­ве­ке, и по­то­му, что жил этот че­ло­век — Елена Ни­ко­ла­ев­на — в Перми, моём го­ро­де! (12)А более всего меня ра­до­ва­ла мысль, что на самом деле «время — чест­ный че­ло­век». (13)Как лю­би­ла учи­тель­ни­ца своих уче­ни­ков! (14)И они от­пла­ти­ли ей вза­им­но­стью! (15)Когда Елена Ни­ко­ла­ев­на ока­за­лась за гра­ни­цей, где стра­да­ла от но­сталь­гии, оди­но­че­ства и бо­лез­ней, уче­ни­ки пи­са­ли, при­ез­жа­ли, по­мо­га­ли, снова пи­са­ли, снова при­ез­жа­ли...

событий произошли разкие изменения 3. Иногда на базаре какая-нибудь барыня давала Ванюше свою корзину и платила ему пятак (за) то, что он (в) продолжени... часа таскал за ней по базару эту корзину 4.О судьбе героев автор обещал рассказать (в) продолжени... романа. 5. (В) следстви... подчинённого положения Якова в пансионате товарищи обращались с ним небрежно. 6.(В) следстви...по делу арестованного вмешались представители общественных организаций. 7. (В) последстви... я узнал, что не только наводнение являлось причиной нашей задержки 8. (В) течени... всей дороги Касьян сохранял упрямое молчание 9. (В) следстви... какой-то задержки в пути лошади отстали 10.(В)продолжени...всего лета он раза два-три в неделю приезжал к нам

показать? Почувствуют ли то, что любило его сердце? И кто будет его читатель? От этого зависит так много... И прежде всего — состоится ли у него желанная, духовная встреча с теми далекими, но близкими, для которых он втайне писал свою книгу? Дело в том, что далеко не все читающие владеют искус­ством чтения: глаза бегают по буквам, «из букв вечно вы­ходит какое-нибудь слово» (Гоголь)', и всякое слово что-нибудь да «значит»; слова и их значения связываются друг с другом, и читатель представляет себе что-то — «подер­жанное», расплывчатое, иногда непонятное, иногда прият­но-мимолетное, что быстро уносится в позабытое прош­лое... И это называется «чтением». Механизм без духа. Без­ответственная забава. «Невинное» развлечение. А на самом деле — культура верхоглядства и поток пошлости. Такого «чтения» ни один писатель себе не желает. Та­ких «читателей» мы все опасаемся. Ибо настоящее чтение происходит совсем иначе и имеет совсем иной смысл... Как возникло, как созрело написанное? Кто-то жил, любил, страдал и наслаждался; наблюдал, думал, желал — надеялся и отчаивался. И захотелось ему поведать нам о чем-то таком, что для всех нас важно, что нам необходимо духовно увидеть, прочувствовать, проду­мать и усвоить. Значит — что-то значительное о чем-то важном и драгоценном. И вот он начинал отыскивать верные образы, ясно-глубокие мысли и точные слова. Это было не легко, удавалось не всегда и не сразу. Ответственный писа­тель вынашивает свою книгу долго; годами, иногда — всю жизнь; не расстается с нею ни днем, ни ночью; отдает ей свои лучшие силы, свои вдохновенные часы; «болеет» ее темою и «исцеляется» писанием. Ищет сразу и правды, и красоты, и «точности»2 (по слову Пушкина), и верного стиля, и верного ритма, и все для того, чтобы рассказать, не искажая, видение своего сердца... И, наконец, произведе­ние готово. Последний просмотр строгим, зорким глазом; последние исправления — и книга отрывается, и уходит к читателю, неизвестному, далекому, может быть, — легко­весно-капризному, может быть, — враждебно-придирчи­вому... Уходит — без него, без автора. Он выключает себя и оставляет читателя со своею книгою «наедине». И вот мы, читатели, беремся за эту книгу. Перед нами накопление чувств, постижений, идей, образов, волевых разрядов, указаний, призывов, доказательств, целое зда­ние духа, которое дается нам прикровенно, как бы при по­мощи шифра. Оно скрыто за этими черными мертвыми крючочками, за этими общеизвестными, поблекшими сло­вами, за этими общедоступными образами, за этими отвле­ченными понятиями. Жизнь, яркость, силу, смысл, дух — должен из-за них добыть сам читатель. Он должен воссоз­дать в себе созданное автором; и если он не умеет, не хочет и не сделает этого, то за него не сделает этого никто: всуе будет его «чтение» и книга пройдет мимо него. Обычно думают, что чтение доступно всякому грамотному... Но, к сожалению, это совсем не так. Почему? Потому, что настоящий читатель отдает книге свое сво­бодное внимание, все свои душевные способности и свое умение вызывать в себе ту верную духовную установку, которая необходима для понимания этой книги. Настоящее чтение не сводится к бегству напечатанных слов через со­знание; оно требует сосредоточенного внимания и твердого желания верно услышать голос автора. Одного рассудка и пустого воображения для чтения недостаточно. Надо чувствовать сердцем и созерцать из сердца. Надо пережить страсть — страстным чувством; надо переживать драму и трагедию живою волею; в нежном лирическом стихо­творении надо внять всем вздохам, встрепетать своею нежностью, взглянуть во все глуби и дали, а великая идея может потребовать не более и не менее как всего человека. Это означает, что читатель призван верно воспроизвес­ти в себе душевный и духовный акт писателя, зажить этим актом и доверчиво отдаться ему. Только при этом условии состоится желанная встреча между обоими и читателю откроется то важное и значительное, чем болел и над чем трудился писатель. Истинное чтение есть своего рода худо­жественное ясновидение, которое призвано и способно вер­но и полно воспроизвести духовные видения другого чело­века, жить в них, наслаждаться ими и обогащаться ими. Искусство чтения побеждает одиночество, разлуку, даль и эпоху. Это есть сила духа — оживлять буквы, рас­крывать перспективу образов и смысла за словами, запол­нять внутренние «пространства» души, созерцать немате­риальное, отождествляться с незнаемыми или даже умер­шими людьми и вместе с автором художественно и мыс­лительно постигать сущность богозданного мира. Читать — значит искать и находить: ибо читатель как бы отыскивает скрытый писателем духовный клад, желая найти его во всей его полноте и присвоить его себе. Это есть творческий процесс, ибо воспроизводить — значит тво­рить. Это есть борьба за духовную встречу; это есть свобод­ное единение с тем, кто впервые приобрел и закопал иско­мый клад. И тому, кто никогда этого не добивался и не переживал, всегда будет казаться, что от него требуют «невозможного». Искусство чтения надо приобретать и вырабатывать в себе. Чтение должно быть углублено; оно должно стать творческим и созерцательным. И только тогда нам всем от­кроется его духовная ценность и его душеобразующая си­ла. Тогда мы поймем, что следует читать и чего читать не стоит, ибо есть чтение, углубляющее душу человека и строящее его характер, а есть чтение разлагающее и обес­силивающее. По чтению можно узнавать и определять человека. Ибо каждый из нас есть то, что он читает; и каждый человек есть то, как он читает; и все мы становимся незаметно тем, что мы вычитываем из прочтенного, — как бы букетом соб­ранных нами в чтении цветов...