Проблема воздействия шума на человека. Как действует на человека шум, который он сам порождает?

Выгл…нуло яркое солнце из-за тучи и осв…тило всё в л…су.4
Под старой с…сной выт…нулась и греется на солнце старая рысь.
Тихо в глухом л…су. Только слышится перепархивание рябчика с ветк…3 на ветку, писк синич…ки на в…рхушке2 м…лодой ели, шелест л…сной мыш… под старым пнём.
Маленький пуш…стый рысёнок с черными пятнышками на шёрстк… залез на спину своей мамы. Потягивает…ся, мурлычет старая рысь, играет с малышом.
Наступает ночь, и рысь спешит за добычей. Неслышно крадет…ся она под д…ревьями, ловит птиц и ро…ких зайцев. Л…сные жители не могут спастись от острых когтей разбойницы: трусливый заяц, старый тетерев, т…желый глухарь, пугливый рябчик.
Много вреда приносит в лесу злая разбойница.

1.(не)новый, (не)склоняемые в русском языке, уму (не)постижимо
2. ничуть (не)обидно, (не)замерзающий залив, (не)всякий сможет
3. урок (не)окончен, (не)зависящие от автора обстоятельства, что-то (не)договаривает
4. (не)умеющий хорошо петь, пререкаться (не)намерен, бригада (не)маленькая, но дружная

(1)Существует такое мнение: гениальная картина художника с течением времени так и остаётся вершиной горы, рядом с которой высятся другие горы, а творчество даже гениального учёного - всегда лишь ступень лестницы, по которой идут следующие исследователи. (2)По моему мнению, в этом и состоит принципиальное отличие творчества в науке от творчества в области искусства, где главным является именно отражение личности художника. (3)Цель науки - производство новых знаний, и современная наука в этом смысле сделала грандиозный рывок.(4)3а повседневными делами не всегда видно, что мы живём в переломный момент развития человеческой цивилизации. (5)Ведущие страны мира превращаются в информационные общества, то есть общества, основанные на знаниях. (6)Это связано с ускорением темпов развития науки, о котором свидетельствуют даже сухие цифры статистики. (7)Действительно, количество мировой научной информации удваивалось в прошлом столетии каждые 10-15 лет. (8)Не случайно поэтому последнее десятилетие называют информационной стадией развития науки.(9)Способы, которыми люди создают, систематизируют, хранят и передают информацию, радикально изменились. (10)Всё это, по-моему, вызывает много проблем, требующих своего решения. (11)Например. знания очень быстро стареют. (12)По современным оценкам, 80% тех, кто сегодня заканчивает институты, должны будут дважды за свою жизнь переучиваться и менять профессию. (13)Другая проблема - негативное влияние «информационного шума» на человека. (14)С самого рождения ребёнок погружается в такой поток информации, что не успевает её переживать и усваивать, то есть превращать в личностное знание. (15)В результате накапливается своего рода усталость, и человек перестаёт творчески относиться к реальности, перестаёт вообще чего-либо хотеть, просто плывёт в информационных потоках, всё больше теряя себя как личность.(16)И как, спрашивается, жить в этом мире? (17)Чтобы быть не щепкой в буре волн, а кораблём, который плывёт по воле хозяина, человек овладевает научным методом познания. (18)Это означает, что нужно усвоить сложнейшие умения работать с информацией: осуществлять грамотный поиск, обрабатывать информацию и формулировать выводы. (19)Выделять факты из окружающего мира (будь то телереклама, политические новости или сведения по специальности), анализировать эти факты, сопоставлять их - вот что должен уметь каждый человек в XXI веке.
(По М. Сергеевой*)

Город горит. Даже не город, а весь берег на всем охватываемом глазом расстоянии. Трудно даже сказать — пожар ли это. Это что-то большее. Так, вероятно, горит тайга — неделями, месяцами на десятки, сотни километров. Багровое клубящееся небо. Черный, точно выпиленный лобзиком силуэт горящего города. Черное и красное. Другого нет. Черный город и красное небо. И Волга красная. "Точно кровь", — мелькает в голове.Пламени почти не видно. Только в одном месте, ниже по течению, короткие прыгающие языки. И против нас измятые, точно бумажные цилиндры нефтебаков, опавшие, раздавленные газом. И из них пламя — могучие протуберанцы отрываются и теряются в тяжелых, медленно клубящихся фантастических облаках свинцово-красного дыма.В детстве я любил рассматривать старый английский журнал периода войны четырнадцатого года. У него не было ни начала, ни конца, зато были изумительные картинки — большие, на целую страницу: английские томми в окопах, атаки, морские сражения с пенящимися волнами и таранящими друг друга миноносцами, смешные, похожие на этажерки, парящие в воздухе "блерио", "фарманы" и "таубе". Трудно было оторваться.Но страшнее всего было громадное, на двух средних страницах, до дрожи мрачное изображение горящего от немецких бомбардировок Лувена. Тут было и пламя, и клубы дыма, похожие на вату, и бегущие люди, и разрушенные дома, и прожекторы в зловещем небе. Одним словом, это было до того страшно и пленительно, что перевернуть страницу не было никаких сил. Я бесконечное количество раз перерисовывал эту картинку, раскрашивал цветными карандашами, красками, маленькими мелками и развешивал потом эти картинки по стенам.Мне казалось, что ничего более страшного и величественного быть не может.Сейчас мне вспоминается эта картинка. Она не плохо была исполнена. Я до сих пор помню в ней каждую деталь, каждый завиток клубящегося дыма, и мне вдруг становится совершенно ясно, как бессильно, беспомощно искусство. Никакими клубами дыма, никакими лижущими небо языками пламени и зловещими отсветами не передашь того ощущения, которое испытываю я сейчас, сидя на берегу перед горящим Сталинградом.

на пол странички

О сенокосе из кн. «Капля росы» (Солоухин)
Последний раз участвовать в покосе мне привелось лет пять или шесть назад. Я приехал на побывку в село, а был разгар сенокоса. С вечера я и не думал идти косить, но застучали по наковаленкам молоточки, и какая-то' волна подмыла, разбудоражила, подумалось: почему бы и не сходить?
Вечернее время было упущено, а косы в нашем собственном хозяйстве не оказалось: давно некому было косить.
— Да возьми косу у Ивана Васильевича Кунина! — посоветовал мне сосед — Он теперь престарелый, сам не ходит, а коса у него, сам знаешь, первая была коса.
Еще от церковной ограды увидел я огонек цигарки возле Кунина дома. Я поздоровался с Иваном Васильевичем и сел рядом.
— Что, — сквозь кашель от махорочного дыма спросил старик, — воздухом дышишь?
— Решил вот сходить с мужиками на покос. Иван Васильевич пошел в избу. Было слышно, как
он прошел в потемках сенями и скрипнул дверью из сеней на двор. Вскоре он появился с двумя косами.
— На, вот тебе коса, смотри не сломай, поаккуратней!
— А вторая зачем, на выбор?
— Этой я сам буду косить. Разбередил ты меня, паря. Может, последний разочек-Привычным движением Иван Васильевич вскинул
косу к себе на плечо.
Косцы не удивились, когда увидели Ивана Васильевича. Его хотели поставить впереди, по старой привычке. Но он решительно отказался идти впереди и встал сзади.
Трава, как нарочно, уродилась невпрокос. Такая трава силенок требует куда как больше, чем реденькая, невзрачная травишка.
Мы поторговались немного с Иваном Васильевичем, кому идти самым задним: ему или мне — и он уговорил меня идти вперед. Некоторое время я косил увлеченно, забыв про все, но вскоре услышал, как старик шаркает косой по самым моим пяткам.
— Могу! Могу! — раздалось сзади сначала негромкое причитание. — Могу! Пошел! Коси! Живей! Не мешкай! — закричал Иван Васильевич уже громко.
Я прибавил шагу, но поняв, что не уйти, решил пропустить разошедшегося старика вперед. Он встал на мой прокос, благо прокос был не узок, и вскоре, как и меня, смял еще одного косца, который тоне пропустил его, и вот Иван Васильевич настиг третьего.
Он остановился, тяжело дыша, рот его был открыт, но глаза старика горели живо и радостно. Схватив горсть травы, старик вытер ею мокрое, налившееся кровью лицо, и травяная мелочь прилипла к морщинистой стариковской коже, и стало не понять, отчего так мокры щеки: от пота, от росы или от слез совершившейся радости.
Когда снова начали косить, Иван Васильевич опять пропустил меня вперед.
— Ты иди... Иди... Не бойся. Я теперь тихонечко, по-стариковски... Помахал и будет... Кости мои немазаны...
Я шел впереди и думал: что же такое таится в ней, в извечной работе земледельца, что и самая тяжелая она, и не самая-самая благодарная, но вот привораживает к себе человека так, что, и на ладан дыша, берет он ту самую косу, которой кашивал в молодости, и идет, и косит, да еще и плачет от радости?