В понедельник, с января ,в больницу , с севера , до вечера, до дому , на неделю , на дорогу, спустя декаду, о декаде , около года ,около центра , после

храбрец введение чернила сани цифра купе солома сутки краска рояль кусачки аппаратура Гималаи зверье ученик дружина мошкара книга смола ворота мостки земляника дичь храбрость жмурки телефон каникулы Баку бензин Пиренеи сад ртуть колготки хлопья виноград полотно компьютер жалюзи лекарство мужество холод изюм лестницы глина яблоко пчела старик сумерки фамилия молотьба дрожжи гражданин дно судьба белизна перила прорубь золото путь будни вес листья клише профессура ножницы тропики ель клубника закат тропики сталь.

праз..ник, р..зовеющая на г..р..зонте з..ря, продолже­ние конференции, сп..шить без огля..ки, строительная площа..ка, де.ский к.стюм, напр..вляющий матрос, оповещающий бюл..е­тень, образованный ст..рик, в..совая к..т..гория, возвратиться навс..гда, оставаться нав..рху, взгл..нуть исподтишка, хр..стианское в..роиспов..дание.

лица .

Как-то ранним летом я приехал в одну из заонежских деревень к сказительнице Захаровой. Цвела черемуха, и было холодно. Летние холода на севере всегда совпадают с этим цветением.

В деревне мне показали срубленную из толстой сосны высокую избу Захаровой с резьбой на оконных наличниках. Во дворе румяная старуха катала вальком белье. Это и была Захарова. Она увидела меня, отложила валек и вытерла потное лицо. На вальке были вырезаны цветы, травы, колосья, какие-то птицы.

Захарова не сразу согласилась петь. "Я пою,- сказала она,- когда родина во мне затоскует". Я не понял. "Ну, как тебе это растолковать, желанный,- огорчилась Захарова.- Вот иной раз к вечеру выйдешь на озеро. Лежит оно перед глазами, как серебряный плат. Лист на осине- и тот трепещет. И так-то сладко станет на сердце, затоскует родина во мне, и я запою".

Я догадался. Сказительница называла тоской по родине то чувство, которое мы, горожане, называем любовью. Очевидно, это означает, что чувство родной страны доходит до такой остроты, что требует немедленного выражения.

совпадают с этим цветением. В деревне мне показали срубленную из толстой сосны высокую избу Захаровой с резьбой на оконных наличниках. Во дворе румяная старуха катала вальком белье. Это и была Захарова. Она увидела меня, отложила валек и вытерла потное лицо. На вальке были вырезаны цветы, травы, колосья, какие-то птицы. Захарова не сразу согласилась петь. - Я пою, - сказала она, - когда родина во мне затоскует. Я не понял. - Ну, как тебе это растолковать, желанный, - огорчилась Захарова. - Вот так иной раз к вечеру выйдешь на озеро. Лежит оно перед глазами, как серебряный плат. Лист на осине - и тот не трепещет. И так-то сладко станет на сердце, затоскует родина во мне, и я запою. Я догадался. Сказительница называла тоской по родине то чувство, которое мы, горожане, называем любовью. "Родина во мне затоскует". Очевидно, это означает, что чувство родной страны доходит до такой остроты, что требует немедленного выражения.
выделить словосочетания и указать их тип
нужно найти 15 словосочетаний

Татьяну ждали в больнице _ расспросы и разговоры пришлось отложить до вечера.

Последнее
время мне нередко приходилось встречаться со случаями, когда мужчины вели себя
немужественно. Не по-рыцарски, если будет позволено употребить такое слово.
Пожалуй, сильнее всего меня поразила одна фраза. Всего одна фраза, сказанная
моей дочерью.

Однажды
мы с ней поехали в Ялту. У нее были студенческие каникулы. Я заканчивал книгу.
Утром мы завтракали в кафе на набережной. Здесь по утрам было пусто. Через
огромное окно видны море, теплоходы, катера и чайки. Вечером съедали что-нибудь
у себя в номере. Но однажды решили поужинать в кафе, где обычно завтракали.
Вечером там собиралось много шумных компаний. Пока мы ждали ужина, из-за
соседнего столика донеслась брань. Там никто не ссорился, просто
«разговаривали» . Но каждое второе слово было ругательством.

Я
оглянулся. Люди за другими столиками опустили глаза в тарелки, делая вид, что
ничего не слышат. Уверенности, что меня поддержат, если я попытаюсь пресечь
брань, у меня не было. Мне пришлось сделать над собой усилие, но я его сделал.
Подошел к столику, за которым ругались.

–
Прекратите ругань, – сказал я. – Или мы выведем вас отсюда. (Я не знал, кто это
«мы». )

–
А что? А мы ничего! Так, к слову! – сказал один из них.

Чувствуя,
как у меня тяжело колотится сердце, я вернулся на место. И вдруг увидел, что
дочь смотрит на меня не то испуганными, не то сердитыми глазами.

Я
хотел спросить ее, что случилось, но не успел. К нам направлялся один из тех,
кто ругался.

Я
снова оглянулся и увидел: на поддержку соседей рассчитывать не приходится.

–
Мы, конечно, извиняемся, – сказал тот. – Больше себе не позволим. Выпей с нами.

–
Не пью с незнакомыми! – резко сказал я. – С пьяными тем более!

Он
еще постоял с минуту, потом ушел к своей компании. Уф, обошлось…

Нет,
не обошлось!

За
соседним столиком больше не ругались, по громко обсуждали, как посчитаются со
мной, когда мы выйдем из кафе.

–
Уйдем! – взмолилась дочь.

–
Ни за что! – ответил я. Как буду выглядеть в глазах дочери я, немолодой
мужчина, прослуживший десять лет в армии, пишущий на морально-нравственные
темы, если испугаюсь кучки сквернословящих и угрожающих мне парней? Выглядеть
буду так, как себя поведу.

Как
большинству моих сверстников мне случалось быть в переделках не только в
военное время, но был я тогда моложе и здоровее.

Тут
соотношение сил было невыгодное. Прямо надо сказать, – безнадежное,

Но
я понял: никакая сила не заставит меня уйти отсюда, пока мы не кончим ужинать.
Особенно сегодня. Утром в парке дочка повела меня в тир. Когда-то я прилично
стрелял. Но сколько лет прошло с тех пор!

Однако
тут я не осрамился. Более того, сам был поражен, как удачно я стрелял. Девять
из десяти! Дочь была в восторге. Не скрою, я гордился ее удивлением и похвалами
больше, чем когда ей нравилась моя статья или рассказ.

И
после этого на ее глазах праздновать труса? Ни за что!

Я
подозвал официантку:

–
Принесите, пожалуйста, бутылку сидра, – попросил я.

–
Зачем нам сидр? – возмутилась дочь.

–
Может понадобится! – сказал я. Сидр разливают в толстые бутылки – «шампанки» . Я
недвусмысленно поставил бутылку, не раскупоривая, рядом с собой.

Ничего
в кафе не случилось. Но с дочерью мы поссорились.

–
Они тебя подкараулят, когда ты вечером выйдешь на набережную, – сказала она,
когда мы доели ужин и ушли к себе. – Весь наш отдых пропал.

–
Можешь не беспокоиться! Все хулиганы трусы! – сказал я.

–
Трусы? Пусть трусы! Они и нападут на тебя вчетвером.

–
Но я же не мог, чтобы при тебе звучала брань. Я бы себя перестал уважать… Хорош
мужчина! Хорош отец!

Этот
довод не возымел действия. Тогда я спросил ее:

–
Ну вот, когда ты идешь из университета и вы наталкиваетесь на хулиганов… Как
поступают твои спутники?

–
Спешат перейти на другую сторону, – горько ответила дочь.