Мои впервые впечетления о коледже

проснувшись утром, мы видим совсем обратный
результат. Как пишется?

Напишите сочинение по заданной композиционной схеме(проблема, комментарий, авторская позиция, аргументированное согласие или несогласие с позицией автора).

Девятого ноября в далёкой дали, в старинном провансальском городе, в бедном деревенском доме, телефон известил меня о решении Шведской академии.
Я был бы неискренен, ежели бы сказал, как говорят в подобных случаях, что это было наиболее сильное впечатление во всей моей жизни. Справедливо сказал великий философ, что чувства радости,даже самые резкие, почти ничего не значат по сравнению с таковы-ми же чувствами печали. Ничуть не желая омрачать этот праздник,о коем я навсегда сохраню неизгладимое воспоминание, я всё-таки позволю себе сказать, что скорби, испытанные мною за последние пятнадцать лет, далеко превышали мои радости. И не личными бы-ли эти скорби, — совсем нет! Однако твердо могу сказать я и то, что из всех радостей моей писательской жизни это маленькое чудо со-временной техники, этот звонок телефона из Стокгольма в Грас, дал мне, как писателю, наиболее полное удовлетворение.
Литературная премия, учрежденная вашим великим соотечественником Альфредом Нобелем, есть высшее увенчание писательского труда! Честолюбие свойственно почти каждому человеку и каждому автору, и я был крайне горд получить эту награду со стороны судей столь компетентных и беспристрастных.
Но думал ли я 9 ноября только о себе самом? Нет, это было бы слишком эгоистично. Горячо пережив волнение от потока первых поздравлений и телеграмм, я в тишине и одиночестве ночи думал о глубоком значении поступка Шведской академии. Впервые со времени учреждения Нобелевской премии вы присудили ее изгнаннику. Ибо кто же я? Изгнанник, пользующийся гостеприимством Франции, по отношению к которой я тоже навсегда сохраню признательность.
Господа члены академии, позвольте мне, оставив в стороне меня лично и мои произведения, сказать вам, сколь прекрасен ваш жест сам по себе. В мире должны существовать области полней-шей независимости. Вне сомнения, вокруг этого стола находятся представители всяческих мнений, всяческих философских и религиозных верований. Но есть нечто незыблемое, всех нас объединяющее: свобода мысли и совести, то, чему мы обязаны цивилизацией.

(Из Нобелевской речи И. А. Бунина,произнесённой в Стокгольме 10 декабря 1933 г.)

годы к жизни. А дни мелькают, как верстовые столбы, и мне неведом их конечный счет. И это прекрасно, и надо каждый день начинать так, будто он — последний, а ложась спать, с ликованием ощущать, что впереди — целая жизнь. Да притом еще и непочатая. Писателя отличает одно странное свойство: способность отчетливо помнить то, что с ним никогда не случалось. Это не память разума, а память всех чувств, свойственных человеку, и когда разворошишь ее — видишь, слышишь, обоняешь и осязаешь, как наяву. И коли случается такое — разговариваешь с героями как с реальными людьми, болеешь их болями и смеешься их шуткам. И если ты искренне болеешь и от души смеешься — читатель тоже будет болеть и смеяться. Он заплачет там, где плакал ты, вознегодует твоим гневом и засияет твоей радостью. Если ты был искренен. Только так. Искренность писателя есть его единственный пропуск в читательскую душу. Разовый, разумеется. И всякий раз его приходится выписывать заново каждой новой строчкой. А еще мне представляется, что писатель — Творец. Он создает мир, который не существовал ранее, и населяет его людьми, рожденными не женщиной, а им самим. Он управляет событиями в этом созданном им мире, он вяжет из событий истории, он заставляет солнце светить, когда он этого хочет, и присылает дожди и ненастья по собственной воле. У него огромная, божественная власть в мирах, сотканных им из собственной бессонницы, и значит, он должен быть справедлив, как высший судия. А справедливость — это победа добра. И я мечтаю об этой победе. Я мечтаю о ней постоянно, неистово и нетерпеливо и сражаюсь за нее на всех доступных мне фронтах. Добро должно восторжествовать в этом мире, иначе все бессмысленно. И я верю, оно восторжествует, потому что мои мечты всегда сбывались. Правда, одна мечта так и осталась несбыточной. Я всю жизнь мечтал передохнуть. Долго-долго — с мая по октябрь — бродить по селам и рекам, встречаться с людьми, собирать грибы, ловить рыбу, с уютной думою глядеть в ночной костер и просыпаться от капель росы. А вместо этого я все бегу и бегу неизвестно куда, бегу, задыхаясь и падая, и все никак не могу добежать. Ах, как быстро летят мои кони!..

на пол странички

О сенокосе из кн. «Капля росы» (Солоухин)
Последний раз участвовать в покосе мне привелось лет пять или шесть назад. Я приехал на побывку в село, а был разгар сенокоса. С вечера я и не думал идти косить, но застучали по наковаленкам молоточки, и какая-то' волна подмыла, разбудоражила, подумалось: почему бы и не сходить?
Вечернее время было упущено, а косы в нашем собственном хозяйстве не оказалось: давно некому было косить.
— Да возьми косу у Ивана Васильевича Кунина! — посоветовал мне сосед — Он теперь престарелый, сам не ходит, а коса у него, сам знаешь, первая была коса.
Еще от церковной ограды увидел я огонек цигарки возле Кунина дома. Я поздоровался с Иваном Васильевичем и сел рядом.
— Что, — сквозь кашель от махорочного дыма спросил старик, — воздухом дышишь?
— Решил вот сходить с мужиками на покос. Иван Васильевич пошел в избу. Было слышно, как
он прошел в потемках сенями и скрипнул дверью из сеней на двор. Вскоре он появился с двумя косами.
— На, вот тебе коса, смотри не сломай, поаккуратней!
— А вторая зачем, на выбор?
— Этой я сам буду косить. Разбередил ты меня, паря. Может, последний разочек-Привычным движением Иван Васильевич вскинул
косу к себе на плечо.
Косцы не удивились, когда увидели Ивана Васильевича. Его хотели поставить впереди, по старой привычке. Но он решительно отказался идти впереди и встал сзади.
Трава, как нарочно, уродилась невпрокос. Такая трава силенок требует куда как больше, чем реденькая, невзрачная травишка.
Мы поторговались немного с Иваном Васильевичем, кому идти самым задним: ему или мне — и он уговорил меня идти вперед. Некоторое время я косил увлеченно, забыв про все, но вскоре услышал, как старик шаркает косой по самым моим пяткам.
— Могу! Могу! — раздалось сзади сначала негромкое причитание. — Могу! Пошел! Коси! Живей! Не мешкай! — закричал Иван Васильевич уже громко.
Я прибавил шагу, но поняв, что не уйти, решил пропустить разошедшегося старика вперед. Он встал на мой прокос, благо прокос был не узок, и вскоре, как и меня, смял еще одного косца, который тоне пропустил его, и вот Иван Васильевич настиг третьего.
Он остановился, тяжело дыша, рот его был открыт, но глаза старика горели живо и радостно. Схватив горсть травы, старик вытер ею мокрое, налившееся кровью лицо, и травяная мелочь прилипла к морщинистой стариковской коже, и стало не понять, отчего так мокры щеки: от пота, от росы или от слез совершившейся радости.
Когда снова начали косить, Иван Васильевич опять пропустил меня вперед.
— Ты иди... Иди... Не бойся. Я теперь тихонечко, по-стариковски... Помахал и будет... Кости мои немазаны...
Я шел впереди и думал: что же такое таится в ней, в извечной работе земледельца, что и самая тяжелая она, и не самая-самая благодарная, но вот привораживает к себе человека так, что, и на ладан дыша, берет он ту самую косу, которой кашивал в молодости, и идет, и косит, да еще и плачет от радости?

честные, добрые, мягкие люди. (3) Братьев и сестер у меня нет. (4) Я воспитана, как говорят мои одноклассники, на музыке Чайковского, Баха, Глинки. (5) В прошлом году окончила музыкальную школу.
(6) Мне тяжело среди одноклассников. (7) Ребята относятся ко мне, в общем, неплохо, хотя несколько отчужденно, а учимся мы вместе с третьего класса.
(8) Я совершенно не могу слышать грубости. (9) Иногда вечером ко мне приходят одноклассники, зовут гулять. (10) И чаще всего я не иду, потому что на улице можно услышать всякую пошлость, гадость. (11) Девочки обижаются на меня.
(12) Сегодня пришлось услышать крепкое словцо.
(13) Я возмутилась, но одна девочка сказала, что подобные слова она слышит каждый день от пьяного отца. (14) «Он издевается надо мной, — сказала она. — (15) Ну и что? (16) Ты забываешь, что не все живут хорошо, не у всех дома „спасибо, пожалуйста, извините“. (17) И вот ты торопишься пройти мимо грубости, ты осуждаешь моего отца, не зная причин его поведения, не обращая внимания на то, что я все-таки люблю его, ведь он мой отец».
(18) Я задумалась, как я живу. (19) В семье нежные отношения, разговоры на возвышенные темы. (20) В семье я «доченька, Наташенька». (21) Ни разу голос на меня не повысили. (22) Некоторые считают: в том, что я морщусь, как от боли, от любого нелитературного слова, виноваты мои родители. (23) Я считаю, что это несправедливо. (24) Почему я должна кричать: «Эй, ты, пойдем в буфет, пожрем, что ли!» (25) И все-таки я чувствую, что ребята в чем-то правы. (26) Но в чем? (27) И в чем ошибаюсь я?
(28) В двенадцатилетнем возрасте мне казалось, что все живут так, как наша семья. (29) И потом я увидела, что это не так. (30) Меня угнетает это. (31) Мне кажется, что я живу как под стеклянным колпаком: ничего не знаю о реальной жизни, о реальных человеческих отношениях. (32) Иногда доходит до смешного: мне стыдно играть Чайковского...
(33) Самое главное, мне поделиться не с кем. (34) Ребята скажут, что это жизнь, а в жизни все бывает. (35) Как это так — все?
(36) Наташа.
(37) Чем дальше уходит в прошлое моя молодость, тем дольше размышляю я над такими письмами. (38) Не на все вопросы есть ответы.
(39) Посчастливилось тем, кто воспитывался в семье, где господствовали взаимное уважение, вежливость и деликатность. (40) Такие люди спустя долгие десятилетия вспоминают это как величайшее благо. (41) А в семье, где господствовал грубый, неуважительный тон, это тоже запоминалось на всю жизнь. (42) Как душевная травма, от которой человек избавлялся годами, а иногда не мог избавиться и всю жизнь. (С. Львов):