Ребят, тут такое дело...

характеризует ее хозяина спишите ее Как обстановка каморки характеризует ее хозяина спишите назовите орфограммы на месте пропущенных букв и скобок .герасиму отв...ли над кухней каморку он устроил ее себе сам по св...ему вкусу со...рудил в ней кр..вать из дубовых д..сок на ч..ттырех ч..рбанах истинно в ней кр..вать из дубовых д..сок на ч..тырех ч..рбанах истинно б..гатырскую кр..вать сто пудов можно было пол..жить на нее-(не) п..гнулась бы под кр..ват..ю (на) ходился дюжий сунду.. в уг..лку ст..ял столик такого же кре..кого свойства, а возле столика-стул на трех ножках, да т..кой проч(?)ный и приземистый, что сам Герасим, бывало, подним..т его, урон..т и ухмыл(?)не(т,ть)ся.

На Западном фронте мне пришлось некоторое время жить в землянке техника-интенданта Тарасникова. Он работал в оперативной части штаба гвардейской бригады. Тут же, в землянке, помещалась его канцелярия.
Целые дни он надписывал и заклеивал пакеты, припечатывал их сургучом, согретым над лампой, рассылал какие-то донесения, принимал бумаги, перечерчивал карты, стучал одним пальцем на заржавленной машинке, тщательно выбивая каждую букву.
Однажды вечером, когда я вернулся в нашу халупку, основательно промокнув под дождем, и сел на корточки перед печкой, чтобы растопить ее, Тарасников встал из-за стола и подошел ко мне.
- Я, видите ли, - сказал он несколько виновато, - решил временно не топить печки. А то, знаете, печка угар дает, и это, видимо, отражается на ее росте.. Она совсем расти перестала.
- Да кто расти перестал?
- А вы что же, до сих пор не обратили внимания? - уставившись на меня с негодованием, закричал Тарасников.- А это что? Не видите?
И он с внезапной нежностью поглядел на низкий бревенчатый потолок нашей землянки.
Я привстал, поднял лампу и увидел, что толстый кругляш вяза в потолке пустил зеленый росток. Бледненький и нежный, с зыбкими листочками, он протянулся под потолок. В двух местах его поддерживали белые тесемочки, приколотые кнопками к потолочине.
- Понимаете? - заговорил Тарасников. – Все время росла. Такая славная веточка вымахнула. А тут стали мы с вами топить часто, а ей, видно, не нравится. Я вот тут зарубочки делал на бревне, и даты у меня проставлены. Видите, как сперва быстро росла. Иной день по два сантиметра вытягивала. Даю вам честное благородное слово! А как стали мы с вами чадить тут, вот уже три дня не наблюдаю роста. Так ей и захиреть недолго. Давайте уж воздержимся. А меня, знаете, интересует: доберется он до выхода? Ведь так и тянется поближе к воздуху, где солнце, чует из-под земли.
И мы легли спать в нетопленной, сырой землянке. На другой день я сам уже заговорил с ним о его веточке.
- Представьте себе, почти на полтора сантиметра вытянулась. Я же говорил, топить не надо. Просто удивительное это явление природы!..
Ночью немцы обрушили на наше расположение массированный артиллерийский огонь. Я проснулся от грохота близких разрывов, выплевывая землю, которая от сотрясения обильно посыпалась на нас сквозь бревенчатый потолок. Тарасников тоже проснулся и зажег лампочку. Все ухало, дрожало и тряслось вокруг нас. Тарасников поставил лампочку на середину стола, откинулся на койке, заложив руки за голову:
- Я так думаю, что большой опасности нет. Не повредит ее? Конечно, сотрясение, но тут над нами три наката. Разве уж только прямое попадание. А я ее, видите, подвязал. Словно предчувствовал...
Я с интересом поглядел на него.
Он лежал, запрокинув голову на подложенные за затылок руки, и с нежной заботой смотрел на зеленый слабенький росточек, вившийся под потолком. Он просто забыл, видимо, о том, что снаряд может обрушиться на нас самих, разорваться в землянке, похоронить нас заживо под землей. Нет, он думал только о бледной зеленой веточке, протянувшейся под потолком нашей халупы. Только за нее беспокоился он.

И часто теперь, когда я встречаю на фронте и в тылу взыскательных, очень занятых, суховатых на первый взгляд, малоприветливых как будто людей, я вспоминаю техника-интенданта Тарасникова и его зеленую веточку. Пусть грохочет огонь над головой, пусть промозглая сырость земли проникает в самые кости, все равно - лишь бы уцелел, лишь бы дотянулся до солнца, до желанного выхода робкий, застенчивый зеленый росток.
И кажется мне, что есть у каждого из нас своя заветная зеленая веточка. Ради нее готовы мы перенести все мытарства и невзгоды военной поры, потому что твердо знаем: там, за выходом, завешенным сегодня отсыревшей плащ-палаткой, солнце непременно встретит, согреет и даст новые силы дотянувшейся, нами выращенной и сбереженной ветке нашей.

Безлюдье, тишь, только через каждые семь — десять вёрст попадаются рыбацкие землянки с белыми тростнико­выми крышами. (Ю. Домбровский.)2. На этой стороне десятка два возов дожидались. Не­хлюдову пришлось дожидаться недолго. (Л. Толстой.)3. А потом — вы знаете, что пустыню иногда сравни­вают с морем? (В. Постников.)4. Не всегда то найдёшь, за чем пойдёшь! (А. Писем­ский.)5. Люблю тебя, булатный мой кинжал… (М. Лермон­тов.)6. Бывало, на неделю уедешь, и то звонишь: как там?..7. За длинным дощатым столом шумно и душно. (В. Маканин.)8. Подберите себе двух человек, абсолютно надёжных и готовых на всё. (В. Кожевников.)9. И ещё одно я твёрдо понял: всё потерянное можно найти — даже любовь, даже юность. (Ф. Искандер.)10. Однако выполнить это обещание оказалось не про­сто, поскольку за три дня не прибыло ни одного человека. 11. Вот прекрасная книга, прислали по почте. Я весь день читала. (И. Ефремов.)12. Во входную дверь негромко постучали условным стуком. (В.Шукшин.)13. Её не поймёшь, у неё тысяча одно соображенье. (Ю. Домбровский.)14. — Посмотрите в коридоре завтрашний наряд, — сказал Чудновский. (С. Довлатов.)15. Ведь в нём самом нет ни храбрости и силы льва, ни скорости зайца, ни мудрости филина! (С. Седов.)16. — Слезами горю не поможешь, — повторил я сло­ва, которые часто слышал от взрослых. (Ф. Гладков.)17. — Машину занесло, ударился об ручку двери, — ответил Варенуха, отводя глаза. (М. Булгаков.)18. Простор лугов! И запах горький и печальный тума­нов и духов… (А. Блок.)19. Вообразите себе, вчера в кино у меня украли кало­ши. (В.Катаев.)20. Кроме того, от беды не спасаются в одиночку, ко­ней на переправе не меняют. (В. Быков.)21. В трамвае красивую женщину не встретишь. В по­лумраке такси, откинувшись на цитрусовые сиденья, мчатся длинноногие и бессердечные — их всюду ждут. (С. Довлатов.)22. Меня осыпало листвой и обожгло бок. (В. Богомо­лов.)23. Привези солому да сено, воду из речки. (Б. Еки-мов.)24. В пятьдесят седьмом постановили тут конструкцию делать. (А. Солженицын.)25. Нельзя было медлить ни минуты: мороз шутить не любит. (В. Бианки.)26. Веяло горячим песком, прохладными скалами, ко­ралловыми рифами и водорослями. (А. Дорофеев.)27. Это ведь очень просто: если хочешь понять ка­кое-нибудь явление, нужно просто попытаться стать им — и если попытка удастся, понимание придёт само собой. (А. Волос.)28. Пытаюсь понять Наташу, войти в её психологию, смотрю на себя её глазами. (И. Грекова.)29. — Не будет никакого зерна! — решительно отве­тила хозяйка. (Б. Екимов.)30. Недели три со дня на день ждали на пасеке возвра­щения Захара. (Г. Марков.)31. Мне пятьдесят пять лет, уже поздно менять свою жизнь. (А. Чехов.)32. На чужой каравай рот не разевай.33. В прежние времена, в пору моего далёкого детства, в посёлке было трудно с водой: колодцы да журавцы — едва хватало на огород. (Б. Екимов.)34. Вот и старенькое кресло, в котором рождались не­лепые вопросы, обращенные к мирозданию.35. Наняли его за малые деньги кирпичи на постройку носить. (В. Гаршин.)36. А мелкая сошка перебивалась на маленьких квар­тирках мещанских домов — тесно там, и холодно, и угар­но, да делать нечего — по одёжке протягивай ножки. (П. И. Мелъников-Печерский.)37. Подумав, он решил, что лапти надо искать в мел­ких лавках, где продают гвозди, мыло, верёвки, колбасу, керосин и пудру.(Г. Белых.)38. Поздняя осень. Грачи улетели… (Н. Некрасов.)39. Беги, сынок, в деревню. Зови мужиков. (Ю. Ко­валь.)40. Скоро в этом месте океана не осталось ни одного не­обитаемого острова. (А. Дорофеев.)41. От рыбного магазина пахнет водоёмами, тиной, за­рослями камыша. (А. Азолъский.)42. Работать в паре с таким моряком спокойно и при­ятно: за битого двух небитых дают! (В. Конецкий.)43. Таких зайцев и называют: травник — родившийся в траве. (Ю. Коваль.)44. Однако ночь, туман, лесная местность, слабые силы. (Ф. Горенштейн.)45. Забудь заботы и печали, умчись без цели на коне. (А. Блок.)46. На свете не было, нет и не будет никогда более ве­ликой и прекрасной для людей власти, чем власть импера­тора Тиверия!(М. Булгаков.)47. Во глубине сибирских руд храните гордое терпе­нье… (А. Пушкин.)48. Когда едешь как пассажир, то и не думаешь, что это так далеко и утомительно. (И. Медведева.)49. Во всём мире уже не носят ничего похожего! (Г. Полонский.)50. От раны его знобит, а голова тяжёлая и горячая. (Г. Бакланов.)

предпринят поход, закончившийся неудачей; и вот случилось так, что память о нем стала для русской культуры драгоценным достоянием. Все мы помним со школьной скамьи, как горько пришлось заплатить новгород-северскому князю Игорю Святославичу за нежелание делиться с другими князьями славой победы. Ни победы, ни славы не было, воины понапрасну полегли на берегу Каялы, о которой до сих пор не известно, что это была за река, но самое название которой звучит для нашего уха загадочно и грозно, словно древнее проклятие. Князь испытал участь пленника, и если ему все же удалось бежать, так ведь это тоже не просто — он бросал на произвол судьбы своих дружинников, товарищей по несчастью. Ипатьевская летопись повествует, как он поначалу зарекался от побега: \"…Неславнымъ поутемь не имамъ пойти\". Он так много думал о славе, и ему не осталось иного пути на волю, кроме \"неславного\". Что ж, историки разъяснят, насколько типичной для эпохи была коллизия между личной гордыней феодала, который вел свою войну, предпринимал свой поход, и долгом полководца, государственного мужа перед всей родной землей. Филологи добавят, как подобная коллизия проявлялась то в одной, то в другой средневековой литературе, — вспомним хотя бы Беортнота, герцога Эссексского и героя эпоса о битве при Мэлдоне, который отказом от переговоров с викингами и неуместной демонстрацией заносчивого великодушия в способе ведения войны навлек гибель на свою дружину и беду на свой народ. Все это неудивительно. Удивительно другое — что мы спустя восемь столетий вспоминаем 1185 год как одну из самых славных вех нашего исторического предания. Слава явилась, хотя совсем не та, о которой мечтал князь, и не та, что добывают для себя, а та, что принадлежит всему кругу культурной и жизненной традиции, принимающему в себя все новые и новые поколения. Опыт поражения князя Игоря был настолько переработан и осмыслен творческой совестью русской литературы, что это уже имеет отношение к самому важному делу: чтобы сбылась Россия как явление духовное. Вот рассказ той же Ипатьевской летописи об обстоятельствах пленения Игоря. Князь в руках врагов: о чем он думает — о себе, о своей униженной гордыне? Нет, о брате Всеволоде, которого видит в самой гуще боя, \"крепко борющася\". Им владеет не ярость попавшего в западню храброго хищника, а жалость, тревога за другого. А на какие мысли наводит его плен? С чувством вины припоминает он горе, которое сам причинил другим, когда в междоусобной войне отдал на разграбление город Глебов. Казалось бы, что ж тут такого — во времена усобиц чуть ли не все так поступали, и весьма вероятно, что поступок Игоря был лишь ответом на подобные действия Владимира Переяславского. С точки зрения феодальной этики все правильно. Но нет, своя беда пробуждает у героя чуткость к чужой беде и к своей вине. Это замечательная черта, для которой едва ли сыщется аналог в какой-либо из литератур той эпохи. Как кажется, мы вправе усмотреть в ней примету русского характера. Когда рыцарь иной страны искал бы в горделивой замкнутости компенсации своей неудачи, князь Игорь не боится чувствовать себя виноватым, дает страданию довести себя до точки совести и жалости. Для контраста: такому \"зерцалу рыцарства\", как Ричард Львиное сердце, едва ли приходили на ум за восемнадцать месяцев плена бедствия безвинных жертв его войн, в том числе и тех, которые он вел против родного отца, — по крайней мере, предание об этом умалчивает. Интонация жалости звучит в \"Слове о полку Игореве\", как, пожалуй, ни в каком другом произведении героического эпоса. Конечно, великая эпическая поэзия во все времена и у всех народов была совсем не такой, какой ее хотелось бы видеть завоевателям и хищникам. Вопреки Ницше она в конечном счете поразительно мало говорила о \"добыче и победе\", она воспевала не удачу, а мужество и потому была внимательна к страданию, перед лицом которого мужество осуществляет себя.