Вскоре удалось раздобыть подробную карту области, на которой в каждый сантиметр укладывалось всего лишь пять километров земли.Здесь много было земленой

Тире необходимо поставить в предложении.А) С обеда погода начала портиться с моря потянул туманю
Б) Глубже пахать больше хлеба видать.
В) Все было в городе мертво и дома, и улицы.
Г) Не сумку у Мишки украли последнюю надежду похитили.
Д) Весь этот город сплошной музей.
2 . Пунктуационная ошибка допущена в предложении, в состав которого входит безличное предложение.
А) Рожь поспела, а следовательно ее надо убирать.
Б) Солнце стояло уже высоко, когда из-за холма появилась тройка и густо взвилась пыль на горизонте.
В) В доме конечно ко всему этому уже давно привыкли.
Г) Луны на небе не было она в ту пору поздно всходила.
Д) Его ценили как талантливого слушателя.

любого места планеты. (4)Причём с комфортом. (5)Техника балует человека. (6)Земля от больших скоростей как-то сжалась, стала казаться маленькой. (7)Однако истинные её размеры нисколько не изменились. (8)Так же глубоки её океаны, так же сильны её штормы, морозы, так же опасна жара пустынь. (9)И физическая природа человека тоже не изменилась. (10)Во всяком случае, совершенной она не стала. (11)А чтобы стрелка возможностей наших не качнулась резко назад, человек инстинктивно старается испытать себя в единоборстве с природой. (12)Один одолел с рюкзаком двадцать пять километров, и это уже гарантия – человек не раб своего автомобиля. (13)Другому этого мало, он проверяет себя долгим пешим переходом, восхождением на гору, путешествием на плоту по неспокойной реке, плаванием в океане, переходом во льдах. (14)Сдаётся, человечество в целом нуждается в подтверждении неутраченных сил и величия духа. (15)Возможно, именно этим объясняется всё время растущее число экспедиций и путешествий на лодках, плотах, на воздушных шарах, повозках(16)31 мая 1979 года экспедиция из семи человек под руководством Дмитрия Шпаро впервые в истории покорения Арктики достигла Северного полюса на лыжах. (17)Мы, журналисты, добрались на встречу с ними на маленьких самолётах, с посадками на льдинах, куда загодя подбросили горючее. (18)Семнадцать часов мы видели только ослепительно синее небо, облака разнообразных форм с тёмно-синими краями и лёд. (19)Лёд, целый и битый, с чёрными трещинами, с горами торосов, с разводьями чёрной воды шириной в полноводную реку. (20)Чудовищно далёким показалось тут всё, что лежало где-то на тёплых боках шара Земли. (21)На этой первой полюсной пресс-конференции ребята рассказывали: (22) «Мороз изнурял. (23)В палатке ночью слышишь, как у соседа зуб на зуб не попадает. (24)Трещины во льдах были очень опасны. (25)Не один раз поочередно мы попадали в ледяную купель, а с лыжами и тяжёлыми рюкзаками до беды в этом случае – лишь мгновенье. (26)Выручали опыт, находчивость, слаженность группы, которая немаловажна в подобной ситуации». (27)Я спросил, не возникала ли мысль: (28)«Ну зачем я пошёл, зачем эти муки?» (29)Почти все ответили: такая мысль иногда посещала, но ни разу никем не была высказана напрямую. (30)И в один голос сказали, что можно было пройти ещё столько же; ледяная твёрдость духа – вот что нужно. (31)Могло ли человечество прожить без таких путешествий? (32)Конечно, могло бы! (33)Но согласимся: есть всё-таки необходимость, чтобы кто-то где-то, подвергая себя испытаниям, шёл вперёд. (34)Чтобы все мы в наше машинное время могли не утратить веру в человеческую отвагу, в человеческую выносливость, в способность преодолеть себя. (35)Чтобы могли мы сказать: (36)«Это человек может!» помогите выявить проблему по которой писать сочинение.

Екатерина Ивановна.

(4) - Ничего, живем понемножку, - ответил Старцев.

(5) И я ничего не мог больше придумать. (6) Помолчали.

(7) Я волнуюсь, - сказала Екатерина Ивановна и закрыла руками лицо, - но вы не обращайте внимания. (8) Мне так хорошо дома, я так рада видеть всех и не могу привыкнуть. (9) Сколько воспоминаний! (10) Мне казалось, что мы будем говорить с вами без умолку, до утра.

(11) Теперь он видел близко её лицо, блестящие глаза, и здесь, в темноте, она казалась моложе, чем в комнате, и даже как будто вернулось к ней ее прежнее детское выражение. (12) И в самом деле, она с наивным любопытством смотрела на него, точно хотела поближе разглядеть и понять человека, который когда то любил её так пламенно, с такой нежностью и так несчастливо; её глаза благодарили его за эту любовь. (13) И он вспомнил всё, что было, все малейшие подробности, как он бродил по кладбищу, как потом под утро, утомлённый, возвращался к себе домой, и ему вдркг стало грустно и жаль прошлого. (14) В душе затеплился огонек. (15) - А помните, как я провожал вас на вечер в клуб? - сказал он. (16) - Тогда шёл дождь, было темно...

(17) Огонёк все разгарался в душе, и уже хотелось говорить, жаловаться на жизнь...

(18) - Эх! - сказал он со вздохом. (19) - вы вот спрашиваете, как я поживаю. (20) Как мы поживаем тут? (21) Да никак. (22) Старимся, полнеем, опускаемся. (23) День да ночь - сутки прочь, жизнь проходит тускло, без впечатлений, без мыслей... (24) Днём нажива, а вечером клуб, общество картёжников, алкоголиков, хрипунов, которых я терпеть не могу. (25) Что хорошего?

(26) - Но у вас работа, благородная цель в жизни. (27) Вы так любили говорить о своей больнице. (28) Я тогда была какая-то странная, воображала себя великой пианисткой. (29) Теперьвсе барышни играют на рояле, и я тоже играла, как все, и ничего во мне не было особенного; я такая же пианистка, как мама писательница. (30) И конечно, я вас не понимала тогда, но потом, в Москве, я часто думала о вас. (31) Я только о вас и думала. (32) Какое это счастье быть земским врачом, помогать страдальцам, служить народу. (33) Какое счастье! - повторила екатерина Ивановна с увлечением. (34) - Когда я думала о вас в Москве, вы представлялись мне таким идеальным, возвышенным...

(35) Старцев вспомнил про денежные купюры, которые он по вечерам вынимал из карманов с таким удовольствием, и огонёк в душе погас.

(36) Он встал, что бы идти к дому. (37) - Вы лучший из людей, которых я знала в своей жизни, - продолжала она. (39) - Мы будем видеться, говорить, не правда ли? (40) Обещайте мне. (41) Я не пианистка, на свой счет я уже не заблуждаюсь и не буду при вас ни играть ни говорить о музыке.

(42) Когда вошли в дом и Старцев увидел при вечернем освещении её лицо и грустные, благодарные, испытующие глаза, обращённые на него, то почувствовал беспокойство и подумал опять: "А хорошо, что я тогда не женился".

(43) Он стал прощаться

(По А. П. Чехову*)

Город горит. Даже не город, а весь берег на всем охватываемом глазом расстоянии. Трудно даже сказать — пожар ли это. Это что-то большее. Так, вероятно, горит тайга — неделями, месяцами на десятки, сотни километров. Багровое клубящееся небо. Черный, точно выпиленный лобзиком силуэт горящего города. Черное и красное. Другого нет. Черный город и красное небо. И Волга красная. "Точно кровь", — мелькает в голове.Пламени почти не видно. Только в одном месте, ниже по течению, короткие прыгающие языки. И против нас измятые, точно бумажные цилиндры нефтебаков, опавшие, раздавленные газом. И из них пламя — могучие протуберанцы отрываются и теряются в тяжелых, медленно клубящихся фантастических облаках свинцово-красного дыма.В детстве я любил рассматривать старый английский журнал периода войны четырнадцатого года. У него не было ни начала, ни конца, зато были изумительные картинки — большие, на целую страницу: английские томми в окопах, атаки, морские сражения с пенящимися волнами и таранящими друг друга миноносцами, смешные, похожие на этажерки, парящие в воздухе "блерио", "фарманы" и "таубе". Трудно было оторваться.Но страшнее всего было громадное, на двух средних страницах, до дрожи мрачное изображение горящего от немецких бомбардировок Лувена. Тут было и пламя, и клубы дыма, похожие на вату, и бегущие люди, и разрушенные дома, и прожекторы в зловещем небе. Одним словом, это было до того страшно и пленительно, что перевернуть страницу не было никаких сил. Я бесконечное количество раз перерисовывал эту картинку, раскрашивал цветными карандашами, красками, маленькими мелками и развешивал потом эти картинки по стенам.Мне казалось, что ничего более страшного и величественного быть не может.Сейчас мне вспоминается эта картинка. Она не плохо была исполнена. Я до сих пор помню в ней каждую деталь, каждый завиток клубящегося дыма, и мне вдруг становится совершенно ясно, как бессильно, беспомощно искусство. Никакими клубами дыма, никакими лижущими небо языками пламени и зловещими отсветами не передашь того ощущения, которое испытываю я сейчас, сидя на берегу перед горящим Сталинградом.

полемики сгоряча отнес к искусству такого рода пейзажную живопись, И.Е.Репин, возражая, решительно опроверг его. Пейзажи дороги нам не только потому, считал он, что верно изображают природу, но и потому, что в них отражается впечатление художника, его личное отношение к природе, понимание ее красоты. Действительно, лучшие отечественные художники-пейзажисты своим творчеством опровергли точку зрения Толстого. Кто может усомниться, что со времен Ф.А.Васильева русский пейзаж будит в людях благородное чувство любви к родной земле, неожиданно открывая прекрасное в обыденном и тем самым помогая человеку стать, по словам И.Н.Крамского, «лучше, добрее, здоровее»! А разве не здесь дышит настоящее мастерство и разве не в этом состоит главная цель искусства? Рядом с чутким к изменчивым настроениям природы Васильевым творил его учитель И.И.Шишкин. Оба художника по-разному проявили свое «личное отношение» к природе, и каждый выразил собственное понимание ее красоты, которое со всей полнотой воплотилось в творчестве. «Шишкин нас просто изумляет своими познаниями, - писал Крамской. – Я думаю, что он единственный у нас человек, знающий пейзаж. Причем знающий его самым ученым образом». Картины Шишкина подкупали современников именно этим исключительным знанием природы. Его ясные полотна были как бы обстоятельно рассказанными повестями о жизни могучих рощ, шумных дубравах и бескрайних полей с клонящейся под ветром спелой рожью. В своих рассказах Шишкин не упускал ни одной подробности. Мы можем только удивляться той безупречной верности, с какой он изображал все: возраст деревьев, их характер, почву, на которой они растут, и как обнажаются цепкие корни на кромках песчаных обрывов, и как лежат камни-валуны в чистых водах лесного ручья, и как расположены пятна солнечного света на округлых стволах и зеленой траве-мураве… Да, в его медленном, неторопливом и ясном повествовании почти не проявилось то, что Крамской образно называл «стрункой души, которая могла бы обращаться в песню». Трудолюбивый Шишкин был прозаиком русского пейзажа, Васильев, чуткий и лиричный, стал его поэтом. При этом искусство каждого из них никогда нельзя было назвать «пустым и бессодержательным», каждый из авторов по-своему передавал любовь к родной земле. Творчество каждого из них в полной мере подтвердило правоту Репина и ошибочность позиции Толстого.