Какова композиция юридических текстов?

е найдите:* Заранее спасибо♡

написать рассуждение на любую тему типа "Как удачно выйти замуж" или "Почему важно быть добрым" Объем не сильно важен, можно на пол-листочка а4

Сформулируйте и запишите её.Объясните лексическое значение выделенных слов.

И ещё один дар дала нам наша Россия: это наш дивный, наш могучий, наш поющий язык. В нём вся она, - наша Россия. В нём все дары её: и ширь неограниченных возможностей; и богатство звуков, и слов, и форм; и стихийность, и нежность; и простор, и размах, и парение; и мечтательность, и сила; и ясность, и красота. Всё доступно нашему языку... И потому он властен всё выразить, изобразить и передать. В нём гудение далёких колоколов и серебро ближних колокольчиков. В нём ласковые шорохи и хрусты. В нём травяные шелесты и вздохи. В нём и клёкот, и гром, и свист, и щебет птичий. В нём громы небесные, и рыки звериные, и вихри зыбкие, и плески чуть слышные. В нём - вся поющая русская душа; и эхо мира, и стоны человеческиеЮ и зерцало божественных видений...
Это язык зрелого самобытного национального характера. И русский народ, создававший этот язык, сам призван достигнуть душевно и духовно той высоты, на которую зовёт его – его язык… выделиные слова это: неограниченный. мечтательность. самобытного.

Василий Конаков, или просто Вася, как звали мы его в полку, был командиром пятой роты. Участок его обороны находился у самого подножья Мамаева кургана, господствующей над городом высоты, за овладение которой в течение всех пяти месяцев шли наиболее ожесточенные бои.Участок был трудный, абсолютно ровный, ничем не защищенный, а главное с отвратительными подходами, насквозь простреливавшимися противником. Днем пятая рота была фактически отрезана от остального полка. Снабжение и связь с тылом происходили только ночью. Все это очень осложняло оборону участка. Надо было что-то предпринимать. И Конаков решил сделать ход сообщения между своими окопами и железнодорожной насыпью. Расстояние между ними было небольшое, метров двадцать, не больше, но кусочек этот был так пристрелян немецкими снайперами, что перебегать его днем было просто немыслимо. В довершение всего был декабрь, грунт промерз, и лопатами и кирками с ним ничего нельзя было поделать. Надо было взрывать.И вот тогда-то – я был в то время полковым инженером – мы и познакомились с Конаковым, а позднее даже и сдружились. До этого мы только изредка встречались на совещаниях командира полка да во время ночных проверок обороны. Обычно он больше молчал, в лучшем случае вставлял какую-нибудь односложную фразу, и впечатления о нем у меня как-то не складывалось никакого.Однажды ночью он явился ко мне в землянку. С трудом втиснул свою массивную фигуру в мою клетушку и сел у входа на корточки. Смуглый кудрявый парень, с густыми черными бровями и неожиданно голубыми, при общей его черноте, глазами. Просидел он у меня недолго – выкурил цигарку, погрелся у печки и под конец попросил немного толу – «а то, будь оно неладно, все лопаты об этот чертов грунт сломал».– Ладно, – сказал я. – Присылай солдат, я дам сколько надо.– Солдат? – Он чуть-чуть улыбнулся краешком губ. – Не так-то у меня их много, чтоб гонять взад-вперед. Давай мне, сам понесу. – И он вытащил из-за пазухи телогрейки здоровенный мешок.На следующую ночь он опять пришел, потом его старшина, потом опять он.– Ну, как дела? – спрашивал я.– Да ничего. Работаем понемножку. С рабочей-то силой не очень, сам знаешь.С рабочей и вообще с какой-либо силой у нас тогда действительно было «не очень-то». В батальонах было по двадцать – тридцать активных штыков, а в других полках, говорят, и того меньше. Но что подразумевал Конаков, когда говорил о своей роте, я понял только несколько дней спустя, когда попал к нему в роту вместе с проверяющим из штаба дивизии капитаном. До сих пор я не мог никак к нему попасть, подвалило работы с минными полями на других участках, и до пятой роты как-то руки не дотягивались.Последний раз, когда я там был, – это было недели полторы тому назад, – я с довольно-таки неприятным ощущением на душе перебегал эти проклятые двадцать метров, отделявшие окопы от насыпи, хотя была ночь и между ракетами было все-таки по две-три минуты темноты.Сейчас прямо от насыпи, где стояли пулеметы и полковая сорокапятка, шел не очень, правда, глубокий, сантиметров на пятьдесят не больше, но по всем правилам сделанный ход сообщения до самой передовой.Конакова в его блиндаже мы не застали. На ржавой, неизвестно откуда добытой кровати, укрывшись с головой шинелью, храпел старшина, в углу сидел скрючившись с подвешенной к уху трубкой молоденький связист.– А где командир роты?– Там… – куда-то в пространство, неопределенно махнул головой связист. – Позвать?– Позвать.– Подержите тогда трубку.Вскоре он вернулся вместе с Конаковым.– Здорово, инженер. В гости к нам пожаловали? – Он снял через голову автомат и стал расталкивать храпевшего старшину: – Подымайся, друг. Прогуляйся малость.Старшина растерянно заморгал глазами, вытер рукой рот.– Что, пора уже?– Пора, пора. Протирай глаза и топай.Старшина торопливо засунул руки в рукава шинели, снял со стены трофейный автомат и ползком выбрался из блиндажа. Мы с капитаном уселись у печки.– Ну как? – спросил он, чтобы с чего-нибудь начать.– Да ничего. – Конаков улыбнулся, как обычно, одними уголками губ. – Воюем помаленьку.–

Жаль мне троечника : все обходят его вниманием . И учителя в школе, и писатели в книгах... Живёт он себе на свете, а вроде и нету его . Никто его замечать не хочет, никто о нём никакого слова не скажет - ни доброго, ни худого.

Двоечникам - тем проще. Учителя их всегда на примете держат, писатели гвоздят так и этак, художники карикатуры на них рисуют. Отличников тоже без внимания не оставляют: педагоги к ним с уважением, в газетах портреты печатают... А троечник что? Его и замечать-то никто не хочет. Неинтересные они люди, троечники... Ни рыба ни мясо.

А ведь если разобраться по справедливости, если вдуматься: кто они такие, троечники? Мечтатели! Всю жизнь мечтают они о том, что вот однажды возьмутся - и!..

Станут отличниками.

Все книги перечитают. Все задачки перерешают. Все науки преодолеют.

Для троечника помечтать - самое главное. Он и в первом классе мечтает, и во втором, и в третьем. Всё о том же: что когда-нибудь отличником станет. Иные даже не замечают, как на всю жизнь мечтателями остаются.

Я недавно ботинки купил. В субботу надел их, а в воскресенье подмётка отлетела. Друзья говорят мне : "Бракодел работал!" А я так думаю: мечтатель, застарелый троечник. Сидит он сейчас где-нибудь над другой парой ботинок и думает: "Вот завтра с утра возьмусь - и!.. Стану мастером экстра-класса! Такие ботинки делать начну, что повезут их прямо на Всемирную выставку!" Так размечтается, что опять подмётку приклеить забудет...

На беспокойных троечники смотрят с подозрительностью: и чего им вечно больше всех надо? Шумят, кричат, требуют, зовут! Вырастут - глядишь, в космос помчатся. Или в океанские глубины. Или в горы полезут. А что там, в горах-то? Красота? Так её и по телевизору показывают.

В стенгазетах тоже горы рисуют. На самых вершинах пятёрки сверкают. Беспокойные к этим вершинам лезут. Ну и лезли бы себе - так нет: верёвки ещё у них. Внизу к этим верёвкам троечники привязаны. Буксир называется. Думаете, не обидно? Ещё как обидно! Несправедливо это. Вкусы у людей могут быть разными. Одни - пятёрки любят, другие - тройки. Великий русский писатель Гоголь Николай Васильевич тоже тройки любил. Даже писал о них красиво: "Эх, тройка! Птица-тройка!".

Двойку, между прочим, тоже птицей зовут. Только "гусем". Двоечники хвастаются даже: мы, мол, тоже пятёрочники, только в зеркальном отображении. В перевёрнутом, так сказать, виде.

А если тройку перевернуть? Тройка и получится. Как ни верти, - тройка. Устойчивая оценка. В пятёрки не лезет.