как подчеркивать фразу: "на кровать"?

Истины, выработанные тысячелетним опытом человечества, годам к десяти-двенадцати, когда характер в своем развитии бежит впереди ума, вызывают скуку и раздражение даже у самых послушных мальчиков и девочек. Мы их опровергаем и пытаемся начать жизнь с чистого листа.

Вот он, беленький, лежит на столе и дразнит своей свежайшей нетронутостью. И пока не изуродуем его слезами и кровью, не уймемся. А, унявшись, поймем: надо было слушаться папу и маму, первую учительницу и других мудрых людей. Зрелость — это возвращение к банальным истинам, понимание их справедливости. Но второго белого листа никто нам не даст. Он лежит уже перед нашими подросшими детьми, такими же дерзкими и непослушными, и они, к ужасу и состраданию бессильных родителей, один к одному повторяют наши же заблуждения: ленятся, совершают разной степени тяжести антиобщественные поступки, хамят взрослым, ниспровергают заслуженные авторитеты.
Оригинальничанье, абсолютизация своей неповторимости на самом-то деле как раз и есть банальность. Наука и искусство не двинулись бы вперед без разрушителей банальности.
Кому хватило терпения сделать второй шаг в искусстве (первый — почти всегда подражание), стремятся к оригинальности любыми средствами. Ниспровергают кумиров, вышвыривают с корабля современности то Пушкина, то Льва Толстого, незаметно творя себе новых, и дай Бог, если это окажется гениальный Хлебников, а то ведь чаще всего просто амбициозный старший товарищ в компании претендующих сказать свое слово.
свойство ума — это стремление к приобретению новых истин, любопытство, любознательность. А другое — это стремление постоянно возвращаться к добытой истине, постоянно убеждаться и наслаждаться тем, что то, что ты приобрел, есть действительно истина, а не мираж. Одно без другого теряет смысл. А что же у нас?
А у нас прежде всего — это стремление к новизне, любопытство. Достаточно нам что-либо узнать, и интерес наш этим кончается. Истинные любители истины любуются на старые истины, для них это процесс наслаждения. А у нас — это прописная, избитая истина, и она больше нас не интересует, мы ее забываем, она больше для нас не существует, не определяет наше положение. Разве это верно?”.
Давайте и впредь любоваться старыми, но (простите за тавтологию) никогда не стареющими истинами.Пусть прописными.Даже банальными

Город горит. Даже не город, а весь берег на всем охватываемом глазом расстоянии. Трудно даже сказать — пожар ли это. Это что-то большее. Так, вероятно, горит тайга — неделями, месяцами на десятки, сотни километров. Багровое клубящееся небо. Черный, точно выпиленный лобзиком силуэт горящего города. Черное и красное. Другого нет. Черный город и красное небо. И Волга красная. "Точно кровь", — мелькает в голове.Пламени почти не видно. Только в одном месте, ниже по течению, короткие прыгающие языки. И против нас измятые, точно бумажные цилиндры нефтебаков, опавшие, раздавленные газом. И из них пламя — могучие протуберанцы отрываются и теряются в тяжелых, медленно клубящихся фантастических облаках свинцово-красного дыма.В детстве я любил рассматривать старый английский журнал периода войны четырнадцатого года. У него не было ни начала, ни конца, зато были изумительные картинки — большие, на целую страницу: английские томми в окопах, атаки, морские сражения с пенящимися волнами и таранящими друг друга миноносцами, смешные, похожие на этажерки, парящие в воздухе "блерио", "фарманы" и "таубе". Трудно было оторваться.Но страшнее всего было громадное, на двух средних страницах, до дрожи мрачное изображение горящего от немецких бомбардировок Лувена. Тут было и пламя, и клубы дыма, похожие на вату, и бегущие люди, и разрушенные дома, и прожекторы в зловещем небе. Одним словом, это было до того страшно и пленительно, что перевернуть страницу не было никаких сил. Я бесконечное количество раз перерисовывал эту картинку, раскрашивал цветными карандашами, красками, маленькими мелками и развешивал потом эти картинки по стенам.Мне казалось, что ничего более страшного и величественного быть не может.Сейчас мне вспоминается эта картинка. Она не плохо была исполнена. Я до сих пор помню в ней каждую деталь, каждый завиток клубящегося дыма, и мне вдруг становится совершенно ясно, как бессильно, беспомощно искусство. Никакими клубами дыма, никакими лижущими небо языками пламени и зловещими отсветами не передашь того ощущения, которое испытываю я сейчас, сидя на берегу перед горящим Сталинградом.

(1)Был поздний вечер. (2)Домашний учитель Егор Алексеич Свойкин, чтобы не терять попусту времени, от доктора отправился прямо в аптеку. (3)За жёлтой, лоснящейся конторкой стоял высокий господин с солидно закинутой назад головой, строгим лицом и с выхоленными бакенами, по всем видимостям провизор. (4)Начиная с маленькой плеши на голове и кончая длинными розовыми ногтями, всё на этом человеке было старательно выутюжено, вычищено и словно вылизано. (5)Нахмуренные глаза его глядели свысока на газету, лежавшую на конторке. (6)Он читал. (7)Свойкин подошёл к конторке и подал выутюженному господину рецепт. (8)Тот, не глядя на него, взял рецепт, дочитал в газете до точки и, сделавши лёгкий полуоборот головы направо, пробормотал: – (9)Через час будет готово. – (10)Нельзя ли поскорее? – спросил Свойкин. – (11)Мне решительно невозможно ждать. (12)Провизор не ответил. (13)Свойкин опустился на диван и принялся ждать. (14)Свойкин был болен. (15)Во рту у него горело, в ногах и руках стояли тянущие боли, в отяжелевшей голове бродили туманные образы, похожие на облака и закутанные человеческие фигуры. (16)Разбитость и головной туман овладевали его телом всё больше и больше, и он, чтоб подбодрить себя, решил заговорить с провизором. – (17)Должно быть, у меня горячка начинается. (18)Ещё счастье моё в том, что я в столице заболел! (19)Не дай бог этакую напасть в деревне, где нет докторов и аптек! (20)Провизор на обращение к нему Свойкина не ответил ни словом, ни движением, словно не слышал. (21)Не получив ответа на свой вопрос, Свойкин принялся рассматривать строгую, надменно-учёную физиономию провизора. (22)«Странные люди, ей-богу! – подумал он. – (23)В здоровом состоянии не замечаешь этих сухих, чёрствых физиономий, а вот как заболеешь, как я теперь, то и ужаснёшься, что святое дело попало в руки этой бесчувственной утюжной фигуры». – (24)Получите! – вымолвил провизор наконец, не глядя на Свойкина. – (25)Внесите в кассу рубль шесть копеек! – (26)Рубль шесть копеек? – забормотал Свойкин, конфузясь. – (27)А у меня только всего один рубль... (28)Как же быть-то? – (29)Не знаю! – отчеканил провизор, принимаясь за газету. – (30)В таком случае вы извините... (31)Шесть копеек я вам завтра занесу или в конце концов пришлю. – (32)Этого нельзя! (33)Сходите домой, принесите шесть копеек, тогда и лекарства полу́чите! (34)Свойкин вышел из аптеки и отправился к себе домой. (35)Пока учитель добирался до своего номера, он садился отдыхать раз пять. (36)Придя к себе и найдя в столе несколько медных монет, он присел на кровать отдохнуть. (37)Какая-то сила потянула его голову к подушке. (38)Он прилёг, как бы на минутку. (39)Туманные образы в виде облаков и закутанных фигур стали заволакивать сознание. (40)Долго он помнил, что ему нужно идти в аптеку, долго заставлял себя встать, но болезнь взяла своё. (41)Медяки высыпались из кулака, и больному стало сниться, что он уже пошёл в аптеку и вновь беседует там с провизором.

быть подчинено прагматичным целям, потому что требует огромных материальных затрат. (3)Другие (в числе которых и автор данной статьи) настаивали на том, что образование всегда социально рентабельно и чем больше в обществе образованных людей, тем выше его интеллектуальный и культурный потенциал.

(4)В развитых западных странах образование доступно всем при наличии соответствующего желания, средств и стараний. (5)Однако свобода в получении образования имеет и другую сторону. (6)Это относится и к школам, и к высшим учебным заведениям. (7)Статистика свидетельствует, что выпускники не только государственных, но и частных школ далеко не всегда являются носителями высокой культуры, людьми высоких нравственных критериев.

(8)Принято считать, что человек с университетским дипломом олицетворяет не только профессионализм, но и высокий уровень культуры. (9)Но какой уровень культуры может олицетворять выпускница университета, которая на вопрос профессора о роли языка в её жизни ответила: «Чтобы на тусовке сказать молодым людям что-нибудь эдакое»?..

(10)То же самое можно сказать о других средствах воздействия на сознание, поведение людей, особенно молодёжи. (11)Я имею в виду средства массовой информации, литературу, телевидение, кино.

(12)Позволю себе небольшое отступление, обратившись к русской классике. (13)Лев Толстой – это писатель, которого я читаю, можно сказать, всю жизнь, без перерыва. (14)Но что-то заставляет меня вновь и вновь перечитывать, переосмысливая заново то, с чего начинается роман: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». (15)И в этой ставшей афоризмом и сохранённой в памяти с юных лет фразе мне явилось обобщение, чрезвычайно актуальное в наши дни. (16)Действительно, почему все счастливые семьи похожи друг на друга, а несчастливые несчастливы каждая по-своему? (17)Да потому, что так уж мы организовали свою жизнь, что в негативном, во зле мы более изобретательны, чем в позитивном. (18)И так называемое счастье превращаем в рутину, а во имя зла «творчески» преуспеваем. (19)И потому зло становится более привлекательным. (20)И может, потому и стоим в очередях, чтобы посмотреть очередной фильм про изощрения всяких монстров, вампиров, гангстеров, без душевных потрясений глядя на жестокость.

(21)И это всё обязывает нас посмотреть на себя, переосмыслить наш образ жизни, отношение друг другу и к самому себе не только внутренне, но и внешне. (22)И тогда, я думаю, мы поймём, что нужно вспомнить и те времена, когда мы не позволяли себе и дома ходить так, как теперь выходим на улицу, когда вместо элегантного костюма мы надеваем футболки, когда вместо красивых туфель на нас надеты шлёпки. (23)И уже на улице, в гостях, в ресторане, даже в театре, на концерте редко встретишь элегантно одетых людей. (24)И если раньше всегда стремились быть не хуже других в одежде, то сейчас каждый боится оказаться элегантней других. (25)И мы не задумываемся, что это тоже снижает планку нашей культуры, требований к самому себе, самоуважения и уважения к окружающим. (26)Думаю, не ошибусь, если скажу, что с элегантно одетой, подтянутой девушкой мы разговариваем по-иному и ведём себя по-иному. (27)И ненормативная лексика с футболкой и шлёпками больше сочетается, чем с элегантной блузкой и туфлями.

(28)Критерием качества каждого человека и общества может послужить афоризм великого классика А. Чехова, который утверждал: «В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». (29)Так давайте же спасать прекрасное – красоту наших лиц, одежды, души, мыслей.

проблему и аргументы