проверте. все ли правильно:

у меня сегодня много дел__, мне нужно успеть в несколько разных мест__.

соответствии со своим значением. История, о которой я хочу поведать, дано уже стала притчей во языцах ужителей той деревни, где разгорелись нешуточные страсти. Жил-был паренёк один, Серёжей звали. Красив - ни в сказке сказать, нипером описать, кровь с молоком, косая сажень в плечах, умён как Сократ, богаткак Крез. Дядюшка оставил ему в наследство богатства несметные, так что незнал Сереженька забот о хлебе насущном и катался как сыр в масле. Все девицы от мала до велика сходили по нему с ума, расставляли сети, пытались подцепить на свой крючок. Но парень был не лыком шит, ему подуше была математика, так что он грыз гранит науки. Жажда знаний била в нёмключом, а вопрос женитьбы он откладывал в долгий ящик. Девицам давал отворот поворот, приходилось им отправляться восвояси несолоно хлебавши. Так бы и жил, забот не зная, но появилась девица и навела тень наплетень. Внешности неказистой – ни дать, ни взять замухрышка. И ведь не семипядей во лбу, и фигура – зацепиться не за что... но хитра! На брачных аферахсобаку съела. Прознав про Сереженькину тягу к знаниям, она как следует, подготовилась и, недолго думая, решила не переливать из пустого в порожнее иотправилась прямиком к нему. Начала втирать ему очки, мол, без математикижить не могу, без тебя тоже, в облаках витаю. Но на самом то деле Серега ейбыл – ни Богу свечка, ни черту кочерга, да и на математику ей было наплевать свысокой колокольни, на богатстве руки ей погреть захотелось. Но и Серега был не лыком шит, потупил взор очей своих и спрашивает: «Какими методами Вы умеете решать транспортную задачу?» Вот тут-то она ипоняла, что дамоклов меч повис над ее головой, так как знала-то она толькобюджетно-фискальную политику государства, да и модель AD-AS. Поняла онатакже, что села в большую лужу и что остановилось колесо фортуны, и что Сережа видел ее насквозь «Драконовы законы у вас в доме, Сергей», – проговорила она, – «Да и вообще, не одного поля ягоды мы с тобой». Поняв, что не удалось ей выбраться из щекотливого положения, приняласьулепетывать так, что пятки засверкали. Не удалось ей обвести его вокругпальца. Камня на камне не оставил Сережа от хитрюги. А Сергей из огня да вполымя – нашел-таки себе невесту с железной хваткой и луженой глоткой, возвел ее в перл создания и живет теперь с ней более или душа в душу, аматематику с тех пор забросил, так как от нее уже ум за разум заходить у негоначал. А девица та до сих пор не оставляет надежды поймать в свои сети богатогомужа, так что не перестает носить воду в решете и сваливаться потенциальным24 женихам как снег на голову. Но, к своей досаде, всегда остается с дыркой отбублика.

можно задать: во всех ли случаях это только падежные вопросы?какие члены предложенияты назовеш дополнениями? какие -обстоятельствами? Подарила мама КАТЕ замечательное ПЛАТЬЕ. Катя К ЗЕРКАЛУ подходит. Катя С ПЛАТЬЯ глаз не сводит

Задание. Ответить на вопросы:
Все ли виды сказуемых есть в тексте? Выпишите по одному сказуемому каждого вида. Найдите в тексте причастные и деепричастные обороты.

Текст:
В 1608 году побывал в Италии один англичанин, которого звали Томас Кориат. Во время путешествия он вел дневник, в котором делал записи о поразивших его вещах и о великолепии венецианских дворцов, стоящих посреди воды, и о красоте мраморных храмов Древнего Рима, и грозном величии Везувия. Но ни Везувий, ни венецианские дворцы не поразили его так, как один предмет, увиденный им на первом же обеде. ’’Когда итальянцы едят мясо, они пользуются небольшими вилами из железа или стали, а иногда из серебра, - записал Кориат в дневнике. - Итальянцев никак нельзя заставить есть руками. Они считают, что есть руками нехорошо, потому что не у всех руки чистые’’. Прежде чем отправиться домой, Кориат обзавелся такими ’’вилами’’. Вилка, которую он купил, мало походила на современные. У нее было всего два зубца, а ручка, украшенная на конце шишечкой, была совсем крошечная. В общем, этот инструмент напоминал скорее камертон, чем привычный нам столовый прибор. Приехав домой, Кориат решил похвастаться перед друзьями и знакомыми своей покупкой. На званом обеде он вытащил из кармана вилку и принялся есть по-итальянски. Все взоры устремились на него. А когда он объяснил, что это за штука, всем
захотелось рассмотреть поближе итальянский инструмент для еды и вилочка обошла весь стол. Дамы восторгались изящной отделкой, мужчины удивлялись изобретательности итальянцев, но все в один голос решили, что итальянцы чудаки и есть вилкой неудобно. Томас Кориат пробовал спорить, доказывая, что нехорошо брать еду руками, потому что руки не у всех чистые. Это вызвало всеобщее возмущение. Неужели мистер Кориат считает, что в Англии никто не моет рук перед едой? Неужели мало десяти пальцев, данных природой, и мы должны добавить к ним еще два искусственных? Решили что мистер Кориат
должен показать легко ли справляться с этими вилами взяв с блюда мясо нарезанное большими кусками.

Но до того, как их лики застыли в бронзе или граните, им были ведомы и печаль и отчаяние; все они были самыми обычными смертными; только одареннее и ранимее. И тернии, всегда устилающие дорогу к пьедесталам, ранили их ничуть не меньше, чем всех остальных людей; только раны их были невидимы миру.
Что поделать, такова стезя науки: мы видим ученых лишь в редкие моменты их славы — когда их венчают наградами, когда, собственно, работа уже закончена и результат ее оценен обществом; а вот в те — не мгновения даже, нет, — в те месяцы и годы, что творят они в своих лабораториях, их действия, их мысли, их надежды скрыты от нас; тогда они — схимники человечества, принявшие добровольный и нигде не писанный обет отрешенности.
Поэтому мы так часто и не знаем, как рождались научные открытия.
Иной скептик может спросить: а не все ли равно нам, потомкам, нам, потребителям великих открытий, как они были сделаны и что думал ученый в тот или иной момент своей работы? Главное — что открытие сделано, принято на вооружение обществом и верно служит ему.
Конечно, последнее обстоятельство существенно. Но есть и еще одно, вроде бы скромное по сравнению с ним, но вдумайтесь в него.
Каждое открытие делает человек, ставший ученым по призванию. Ученый — не специальность, ей нельзя обучить в институте. Можно обучить химии, можно физике; но человек, получивший диплом, может и не стать ученым, даже если он займет должность научного сотрудника, — он останется до конца дней своих холодным подмастерьем науки, если не будет в нем воспитана любовь к творчеству, охота к дерзновенным попыткам выйти за рамки существующих представлений, смелость перед признанными авторитетами, пусть даже чреватая иногда личными жертвами. Но кто воспитает любовь, привьет охоту, сделает смелым — кто, как не сама наука: всем своим прежним опытом, своей волнующей историей, открывающей горизонты не только в прошлом, но и в будущем. Только она, она сама способна разбудить в школьнике Лобачевского, обнаружить в служащем Эйнштейна, сделать переплетчика Фарадеем. Но для этого надо знать ее — знать в разные минуты ее вечной жизни: и когда она скрытна и упряма перед бездельником, и когда милостиво щедра к труженику; и когда она — изнурительная, скучная работа, и когда она — праздник ума и фантазии; и когда ученый — ее поденщик, и когда он — ее властитель. Поэтому нужны истории наук, поэтому нужны биографии ученых, поэтому нужны их мемуары — толстые и тонкие, скучные и занимательные, — любые, только бы достоверные, только бы приоткрывающие доступ к чужой душе в переживания души собственной, чужому уму — в лабиринты напряженных молчаливых размышлений.