В нашем доме поселился замечательный сосед. О соседе говорится,что: 1)он наш 2)сосед замечательный 3)сосед поселился 4)у него есть дом. Помогите плиз

призыв выглядел бы красивым, но нереальным: то, что может мать, может только она. (19)Сейчас я думаю, что мы порой чересчур уж бездумно принимаем жертвы матерей своих. (20)Принимая их, мы обязаны всякий раз задать себе вопрос: (21)«Не отдаёт ли нам мать последнее? (22)Не отдаёт ли то, без чего не может выжить на земле человек?»
(23)Жертвенность материнского чувства естественна, но естественной обязана быть и наша готовность противостоять благородной «неразумности» материнских щедрот.

ПОДСКАЖИТЕ КАКАЯ ЗДЕСЬ ПРОБЛЕМА,ПОЖАЛУЙСТА

нашу группу писателей привели в обычный для Англии деревенский дом, прочный и аккуратный. От прочих строений того же типа он отличался только одним: четыре с половиной века назад в нем родился величайший из людей, когда—либо бравших в руки перо. Потом нам показали похожий домишко, где некогда жила девушка, примечательная лишь тем, что она нравилась молодому Шекспиру. А в конце подвели к церкви, внутри которой похоронен автор «Гамлета». Я не мог не восхититься тем, как трогательно и тщательно хранят в Стратфорде память о своем гениальном земляке. Но наш гид, уроженец этих мест, быстро развеял мои иллюзии. Оказалось, что современники и соседи поэта имели весьма приблизительно представление о его литературных занятиях. Для них он был просто Билл, парень с соседней улицы, который подался в Лондон, там разбогател и вернулся домой состоятельным, по местным меркам, человеком. И в церкви он был похоронен не как гений, а как примерный и достаточно щедрый прихожанин. Я не мог в это поверить. – А почему же тогда сохранили его дом и даже жилище любимой девушки? Гид пожал плечами: – А зачем их рушить? Мы, вообще, стараемся ничего без крайней надобности не ломать. Как же я тогда позавидовал англичанам, которые могут пренебрежительно бросить: «Эта церковь сравнительно новая, ей всего триста лет». А тысячелетняя Москва лишь редкими островками застройки подтверждает четверть или треть своего возраста… Не могу сказать, что нынче у нас родную старину не берегут. Что осталось – хоть вяло, но реставрируют. Особнячки, построенные лет двести назад, продают банкам или схожим конторам с обязательством сохранить фасад. И слава Богу! Но вот однажды, проезжая мимо очень красивой церквушки в Филях, я сам себе задал вопрос: а почему она дожила до наших дней? И сам себе с недоумением дал ответ: потому, что ее не сломали ни полтораста, ни сто, ни пятьдесят лет назад. Не разрушили, когда она еще не была старинной, когда была просто одним из множества московских храмов. Не сломали, потому, что – а зачем рушить? До нас уже дошло, что купеческие особнячки надо не сносить, а реставрировать. До нас еще не дошло, что крестьянские избы, сараюшки и баньки по—черному – тоже памятники старины, без которых эта самая старина будет иметь не честное человеческое лицо, а спесивую начальственную морду с дворцами, гербами и парадными залами. До нас тем более не дошло, что и в наших современных, вполне комфортабельных городских жилищах стоит хранить вещественную память о наших папах, мамах, дедушках, бабушках и более дальних предках.

даже просто нелюбезным поведением людей, они, эти машины, сообщили бы нам совершенно сенсационные цифры.

Человек, чувствующий себя спокойно и уютно в обществе своих сограждан, во много раз работоспособней и предприимчивей того, который должен всегда, каждую минуту быть начеку, чтобы предотвратить незаслуженное оскорбление, грубость и хамство. Хорошие манеры, как проявление внутренней деликатности и культуры,— необходимый атрибут современного человека.

Основы дурных манер лежат, как правило, в психологии и взглядах человека. Что же это за основы?

Во-первых, заниженное представление о своих обязанностях. Терпимость и гуманность нашего общества поселили во многих неустойчивых душах убеждение, что «всё сойдёт»…

Во-вторых, притупление чувства справедливости.

Понятие о справедливости возникает у человека в самом раннем возрасте, если его терпеливо и заботливо воспитывают. Ребёнок, развивший в себе вкус к справедливости, по существу овладевает очень многим. Прежде всего он приучается к мысли, что не имеет никаких привилегий, никаких преимуществ перед своими товарищами. Затем он постигает полезнейшее для его дальнейшей жизни умение ставить себя мысленно на место соседа и с этих позиций оценивать свои поступки.

Если подробно покопаться в душе каждого хамящего, грубящего или хулиганящего человека, то можно обнаружить, что его поступки никогда не бывают случайными, а опираются на вполне конкретные взгляды.

Это прежде всего наплевательское отношение к своему ближнему и ко всему роду человеческому, к его мнению и удобствам. Твёрдая уверенность в том, что все другие никаких прав не имеют. И, как логический конец такого отношения, вместо веры в справедливость — убеждение: урвать от жизни как можно больше, не считаясь с чужими интересами.

Подобный взгляд на жизнь может проявляться в большом и малом. Крупные поступки, вытекающие из этой «идеологии», называются уголовными преступлениями. мелкие — дурными манерами.

Нередко и самые хорошие люди обижают своих близких и производят на них впечатление не таких уж хороших людей. И происходит это обычно без всякого умысла, без намерения обидеть, унизить, оскорбить, а так просто — по недосмотру, недомыслию, невниманию. Потому что эти хорошие люди, занятые часто большими и важными делами, не нашли времени продумать форму своего поведения, не выработали тех простых и полезных правил, которые при прочих равных условиях делают жизнь приятнее, нервы здоровее и улучшают настроение всего коллектива.

Итак, два очень важных вывода следует сделать каждому молодому человеку.

Первое: любезное отношение к окружающим не вызывает никаких дополнительных расходов, не изнуряет его непосильными трудами. Это в полном смысле слова бесплатное приложение к жизни, причём позже, когда оно входит в привычку, производится уже автоматически, не теряя при этом своего благотворного воздействия.

Второе: человек, научившийся хорошо обращаться со своими ближними, не только доставляет им радость, но и сам получает от своего поведения громадное удовольствие.

Таким образом, хорошие манеры и правильно выработанное поведение не только большой вклад человека в общество. Этот вклад приносит самому вкладчику ценнейший в мире доход — хорошее расположение духа и оптимистическое настроение.

Эйвон, нашу группу писателей привели в обычный для Англии деревенский дом, прочный и аккуратный. От прочих строений того же типа он отличался только одним: четыре с половиной века назад в нем родился величайший из людей, когда—либо бравших в руки перо. Потом нам показали похожий домишко, где некогда жила девушка, примечательная лишь тем, что она нравилась молодому Шекспиру. А в конце подвели к церкви, внутри которой похоронен автор «Гамлета». Я не мог не восхититься тем, как трогательно и тщательно хранят в Стратфорде память о своем гениальном земляке. Но наш гид, уроженец этих мест, быстро развеял мои иллюзии. Оказалось, что современники и соседи поэта имели весьма приблизительно представление о его литературных занятиях. Для них он был просто Билл, парень с соседней улицы, который подался в Лондон, там разбогател и вернулся домой состоятельным, по местным меркам, человеком. И в церкви он был похоронен не как гений, а как примерный и достаточно щедрый прихожанин. Я не мог в это поверить. – А почему же тогда сохранили его дом и даже жилище любимой девушки? Гид пожал плечами: – А зачем их рушить? Мы, вообще, стараемся ничего без крайней надобности не ломать. Как же я тогда позавидовал англичанам, которые могут пренебрежительно бросить: «Эта церковь сравнительно новая, ей всего триста лет». А тысячелетняя Москва лишь редкими островками застройки подтверждает четверть или треть своего возраста… Не могу сказать, что нынче у нас родную старину не берегут. Что осталось – хоть вяло, но реставрируют. Особнячки, построенные лет двести назад, продают банкам или схожим конторам с обязательством сохранить фасад. И слава Богу! Но вот однажды, проезжая мимо очень красивой церквушки в Филях, я сам себе задал вопрос: а почему она дожила до наших дней? И сам себе с недоумением дал ответ: потому, что ее не сломали ни полтораста, ни сто, ни пятьдесят лет назад. Не разрушили, когда она еще не была старинной, когда была просто одним из множества московских храмов. Не сломали, потому, что – а зачем рушить? До нас уже дошло, что купеческие особнячки надо не сносить, а реставрировать. До нас еще не дошло, что крестьянские избы, сараюшки и баньки по—черному – тоже памятники старины, без которых эта самая старина будет иметь не честное человеческое лицо, а спесивую начальственную морду с дворцами, гербами и парадными залами. До нас тем более не дошло, что и в наших современных, вполне комфортабельных городских жилищах стоит хранить вещественную память о наших папах, мамах, дедушках, бабушках и более дальних предках, которые вопреки всем властям, и отечественным, и чужеземным сберегли и передали нам тоненькую свечечку жизни.

дено, переговорено почти со всеми. (3)И только на свой родной дом я стараюсь не глядеть и обхожу его стороной. (4) Я думаю: зачем бередить прошлое? (5)Для чего вспоминать то, что забыто даже моими земляками? (6) Все ушло навсегда — хорошее и плохое, — плохое не жалко, а хорошего не вернешь. (7) Я вытравлю из сердца это прошлое, никогда больше не вернусь к нему. (8) Надо быть современным. ( 9) Надо быть безжалостным к прошлому. (10) Довольно ходить по пепелищам родной Тимонихи, сидеть на опечках. (11) Надо помнить о том, что день и ночь на земле – как говорил поэт Хикмет – работают реакторы и фазотроны. (12) Что счётная машина действует быстрее миллиона деревенских счетоводов, что… (13) В общем не надо глядеть на родной дом, не надо заходить туда, ничего не надо. (14) Уходят дожди, плывут облачные флотилии. (15) Каждое утро над Тимонихой гудит турбовинтовой самолёт. (16) Каждое утро грохочет гусеничный трактор, от этого сотрясаются углы и дребезжат, как от грозы, оконные стёкла. (17) Очень хорошо, что из-за дома бывшего соседа Василия Дворцова ни утром, ни вечером не видно отцовского дома. (18) Очень хорошо. (19) Но однажды я комкаю в кулаке свою писанину и бросаю в угол.. 20) Бегу по лестнице. (21) В заулке озираюсь по сторонам. (22) Никого нет. (23) Мама ушла за морошкой, все на покосе. (24) Дом выдался из посада вниз, к реке. (25) Как во сне подхожу к нашей березе. (26) Здравствуй! (27) Не узнала меня? (28) Высокая стала. (29) Кора лопнула во многих местах (30) Муравьи бегут по стволу. (31) Нижние ветки обрублены, чтобы не заслонять окошки зимней избы. (32) Вершина стала выше трубы. (33) Не бели, пожалуйста, пиджак. (34) Когда я тебя искал с братом Юркой, ты была хилая, тоненькая. (35) Помню, была весна, и твои листочки уже проклюнулись.. (36) Их можно было сосчитать , так мала ты тогда была. (37) Мы с братом нашли тебя на пастбище, на вахрунинской горе. (38) Помню, кукушка куковала . (39) Оборвали мы у тебя два больших корня. (40) Несли через овраги, а брат говорил, что ты засохнешь, не приживешься под зимним окном. (41) Посадили, вылили два ведра воды. (42) Правда ведь, ты еле выжила, два лета листочки были мелкие, бледные. (43) Брата уже не было дома, когда ты окрепла и набрала силу. (44) И где ты взяла эту силу под зимним окном? (45) Надо же так вымахать! (46) Уже выше отцовского дома. (47) Надо быть современным. (48) И я отталкиваюсь от березы, как от ядовитого дерева. (по В. Белову)