я не знаю как песать сочленение дети бегущие от грозы

Ребятки срочно ну за этоже пункты!))(((

1) холодный
2) холодно
3) холодильник
4) холода

Я сам варю компот, а сестру Варю я даже не прошу мне помочь.

Иметь (в) виду; (в) течени.. часа; (в) продолжени.. книги; (в) следстви.. по делу; (в) заключени.. доклада; (в) течени.. реки; (на) счёт документов; положить деньги (на) счёт в банке; (на) подоби.. книги; (в) следстви.. болезни; (в) роде понятно; (в) виде исключения

языку я пишу всё верно, ошибки бывают, но редко, но вот одна проблема, никак не могу разобраться с запятыми! А тут задание такое громадное! Если кто сможет, помогите, пожалуйста!

Нужно объяснить все знаки препинания:
Вронский с Кити прошел несколько туров вальса. После вальса Кити подошла к матери и едва успела сказать несколько слов с Нордстон, как Вронский уже пришел за ней для первой кадрили. Во время кадрили ничего значительного не было сказано, шел прерывистый разговор то о Корсунских, муже и жене, которых он очень забавно описывал, как милых сорокалетних детей, то о будущем общественном театре, и только один раз разговор затронул ее за живое, когда он спросил о Левине, тут ли он, и прибавил, что он очень понравился. ему. Но Кити и не ожидала большего от кадрили. Она ждала с замиранием сердца мазурки. Ей казалось, что в мазурке все должно решиться. То, что он во время кадрили не пригласил ее на мазурку, не тревожило ее. Она была уверена, что она танцует мазурку с ним, как и на прежних балах, и пятерым отказала мазурку, говоря, что танцует. Весь бал до последней кадрили был для Кити волшебным сновидением радостных цветов, звуков и движений. Она не танцевала, только когда чувствовала себя слишком усталою и просила отдыха. Но, танцуя последнюю кадриль с одним из скучных юношей, которому нельзя было отказать, ей случилось быть vis-a-vis с Вронским и Анной. Она не сходилась с Анной с самого приезда и тут вдруг увидала ее опять совершенно новою и неожиданною. Она увидала в ней столь знакомую ей самой черту возбуждения от успеха. Она видела, что Анна пьяна вином возбуждаемого ею восхищения. Она знала это чувство и знала его признаки и видела их на Анне — видела дрожащий, вспыхивающий блеск в глазах и улыбку счастья и возбуждения, невольно изгибающую губы, и отчетливую грацию, верность и легкость движений.
«Кто? — спросила она себя. — Все или один?» И, не помогая мучившемуся юноше, с которым она танцевала, в разговоре, нить которого он упустил и не мог поднять, и наружно подчиняясь весело-громким повелительным крюкам Корсунского, то бросающего всех в grand rond, то в chaine, она наблюдала, и сердце ее сжималось больше и больше. «Нет, это не любованье толпы опьянило ее, а восхищение одного. И этот один? неужели это он?» Каждый раз, как он говорил с Анной, в глазах ее вспыхивал радостный блеск, и улыбка счастья изгибала ее румяные губы. Она как будто делала усилие над собой, чтобы не выказывать этих признаков радости, но они сами собой выступали на ее лице. «Но что он?» Кити посмотрела на него и ужаснулась. То, что Кити так ясно представлялось в зеркале лица Анны, она увидела на нем. Куда делась его всегда спокойная, твердая манера и беспечно спокойное выражение лица? Нет, он теперь каждый раз, как обращался к ней, немного сгибал голову, как бы желая пасть пред ней, и во взгляде его было одно выражение покорности и страха. «Я не оскорбить хочу, — каждый раз как будто говорил его взгляд, — но спасти себя хочу, и не знаю как». На лице его было такое выражение, которого она никогда не видала прежде.
Они говорили об общих знакомых, вели самый ничтожный разговор, но Кити казалось, что всякое сказанное ими слово решало их и ее судьбу. И странно то, что хотя они действительно говорили о том, как смешон Иван Иванович своим французским языком, и о том, что для Елецкой можно было бы найти лучше партию, а между тем эти слова имели для них значение, и они чувствовали это так же, как и Кити. Весь бал, весь свет, все закрылось туманом в душе Кити. Только пройденная ею строгая школа воспитания поддерживала ее и заставляла делать то, чего от нее требовали, то есть танцевать, отвечать на вопросы, говорить, даже улыбаться. Но пред началом мазурки, когда уже стали расставлять стулья и некоторые пары двинулись из маленьких в большую залу, на Кити нашла минута отчаяния и ужаса. Она отказала пятерым и теперь не танцевала мазурки. Даже не было надежды, чтоб ее пригласили, именно потому, что она имела слишком большой успех в свете, и никому в голову не могло прийти, чтоб она не была приглашена до сих пор. Надо было сказать матери, что она больна, и уехать домой, но на это у нее не было силы. Она чувствовала себя убитою.
Она зашла в глубь маленькой гостиной и опустилась на кресло. Воздушная юбка платья поднялась облаком вокруг ее тонкого стана; одна обнаженная, худая, нежная девичья рука, бессильно опущенная, утонула в складках розового тюника; в другой она держала веер и быстрыми, короткими движениями обмахивала свое разгоряченное лицо. Но, вопреки этому виду бабочки, только что уцепившейся за травку и готовой, вот-вот вспорхнув, развернуть радужные крылья, страшное отчаяние щемило ей сердце.
«А может быть, я ошибаюсь, может быть этого не было?»

маленькДеловой человек поднял голову.— Уже пятьдесят четыре года я живу на этой планете, и за все время мне мешали только три раза. В первый раз, двадцать два года тому назад, ко мне откуда-то залетел майский жук. Он поднял ужасный шум, и я тогда сделал четыре ошибки в сложении. Во второй раз, одиннадцать лет тому назад, у меня был приступ ревматизма. От сидячего образа жизни. Мне разгуливать некогда. Я человек серьезный. Третий раз… вот он! Итак, стало быть, пятьсот миллионов…— Миллионов чего?Деловой человек понял, что надо ответить, а то не будет ему покоя.— Пятьсот миллионов этих маленьких штучек, которые иногда видны в воздухе.— Это что же, мухи?— Да нет же, такие маленькие, блестящие.— Пчелы?— Да нет же. Такие маленькие, золотые, всякий лентяй как посмотрит на них, так и размечтается. А я человек серьезный. Мне мечтать некогда.— А, звезды?— Вот-вот. Звезды.— Пятьсот миллионов звезд? Что же ты с ними делаешь?— Пятьсот один миллион шестьсот двадцать две тысячи семьсот тридцать одна. Я человек серьезный, я люблю точность.— Так что же ты делаешь со всеми этими звездами?— Что делаю?— Да.— Ничего не делаю. Я ими владею.— Владеешь звездами?— Да.— Но я уже видел короля, который…— Короли ничем не владеют. Они только правят. Это совсем другое дело.— А для чего тебе владеть звездами?— Чтоб быть богатым.— А для чего быть богатым?— Чтобы покупать еще новые звезды, если их кто-нибудь откроет.«Он рассуждает почти как пьяница», — подумал Маленький принц.ого принца и делового человека( по тексту):

Неменский, замечательный художник, как-то сказал мне, что есть два метода обучения живописцев и скульпторов. Один принят у нас сегодня: талантливые ребята, выдержав конкурс, поступают в институт, где слушают лекции разных педагогов и под руководством мастеров овладевают тонкостями профессии. Другой метод - ренессансный: художник набирает подмастерьев, и они с нуля, с веника и растирания красок, постигают тайны ремесла. Так, между прочим, обучался несравненный Страдивари. Так обучался сам Леонардо, Так он ставил на ноги своих учеников. Не берусь судить, какой метод лучше.
Но было в истории России одно удивительное учебное заведение, чей уникальный опыт, к сожалению, не был изучен, понят и развит. Я имею в виду Царскосельский лицей - вероятно, самое ренессансное учебное заведение в истории страны.
Его создавали с совершенно определенной и вполне прагматичной целью.
В царской семье подрастали дети, им нужно было дать образование хотя бы потому, что корона на глупой голове держится плохо. Учиться в одиночестве скучно. Вот и решили в компанию самым элитным детям державы набрать сколько-то отпрысков дворянских семей. Набрали. Задача этих ребятишек в том и состояла, чтобы составлять компанию.
Дальше, однако, получился сбой: венценосцы передумали погружать наследников в сомнительное общество рядовых баричей, и уже открытый лицей лишился цел и смысла. Словом, хотели как лучше, а получилось как всегда.
Дирекция лицея оказалась в сложном положении. Военные училища готовят военных, инженерные - инженеров. А кого готовить лицею? Тут была полная неясность. Осталось, увы, единственное: учить, по формулировке Александра Сергеевича, “чему-нибудь и как-нибудь”. Преподаватели, однако, были молоды, образованны и талантливы: для элитных учеников и наставников подбирали элитных. Они и принялись обучать лицеистов тому, что знали, любили и ценили сами. И никто не знает, что дало больше Пушкину, Пущину и Дельвигу - учение или вольное общение друг с другом и с молодыми педагогами. Наверное, никогда в российских гимназиях, колледжах и вузах не было столь ярких, столь талантливых выпусков: свободолюбивые, любознательные, широко мыслящие лицеисты становились и замечательными поэтами, и государственными деятелями высокого ранга.
Не знаю, как часто вспоминали в лицее эпоху Возрождения и вспоминали ли ее вообще. Но земное притяжение действует не только на тех, кто изучил законы Ньютона. Шаровая молния, запущенная в самом начале шестнадцатого века, многократно обойдя планету, на наше счастье, взорвалась блистательными искрами под Петербургом, в Царском Селе.

маленького принца и делового человека.( по тексту)
Деловой человек поднял голову.— Уже пятьдесят четыре года я живу на этой планете, и за все время мне мешали только три раза. В первый раз, двадцать два года тому назад, ко мне откуда-то залетел майский жук. Он поднял ужасный шум, и я тогда сделал четыре ошибки в сложении. Во второй раз, одиннадцать лет тому назад, у меня был приступ ревматизма. От сидячего образа жизни. Мне разгуливать некогда. Я человек серьезный. Третий раз… вот он! Итак, стало быть, пятьсот миллионов…— Миллионов чего?Деловой человек понял, что надо ответить, а то не будет ему покоя.— Пятьсот миллионов этих маленьких штучек, которые иногда видны в воздухе.— Это что же, мухи?— Да нет же, такие маленькие, блестящие.— Пчелы?— Да нет же. Такие маленькие, золотые, всякий лентяй как посмотрит на них, так и размечтается. А я человек серьезный. Мне мечтать некогда.— А, звезды?— Вот-вот. Звезды.— Пятьсот миллионов звезд? Что же ты с ними делаешь?— Пятьсот один миллион шестьсот двадцать две тысячи семьсот тридцать одна. Я человек серьезный, я люблю точность.— Так что же ты делаешь со всеми этими звездами?— Что делаю?— Да.— Ничего не делаю. Я ими владею.— Владеешь звездами?— Да.— Но я уже видел короля, который…— Короли ничем не владеют. Они только правят. Это совсем другое дело.— А для чего тебе владеть звездами?— Чтоб быть богатым.— А для чего быть богатым?— Чтобы покупать еще новые звезды, если их кто-нибудь откроет.«Он рассуждает почти как пьяница», — подумал Маленький принц.