Придумать наречие которое будет иметь приставку в, на с суффиксами ах ях

Чехов сам сердился на себя за свое расточительство, но, по взможности, никогда никому не отказывал, потому что давать "в долг без отдачи" было давней его специальностью. И делал это до такой стеени тайно от всех, что даже близкие люди, например актер Художественного театра Вишневский, считали его "скуповатым"!
"халата у меня нет, - сообщеал он жене, - прежний свой халат я кому-то подарил, а кому - не помню".
Чаще всего подарки посылались им в виде сюрпризов по почте, причем почти в каждом сюрпризе сказывалось его зоркое внимание ко вкусам и потребностям разных людей. Таганрогскому доктору Давиду Гордону для его "водолечебной" приемной он послал из Москвы картину; Линтваревым, жителям деревни, - новейший патентованный плуг; иркутскому школьнику Нике Никитину - карту Забайкалья; Максиму Горькому - карманные часы.
Обрадованный Горький писал ему, что готов кричать всем прохожим: "А знаете ли вы, черти, что мне Чехов часы подарил?"
Второго июня 1904 года, буквально на смертном одре, Чехов хлопочет о каком-то студенте, сыне какого-то дьякона, чтобы того перевели из одного университета вы другой.
"Сегодня, - пишет он дьякону, - я уже направил одного господина, который будет иметь разговор ректором - а завтра поговорю с другим".
Это событие, кажется, единственный случай, когда человек, обратившийся к Чехову с просьбой о помощи, не получил того, чего просил, да и то по причине вполне уважительной: ровно через месяц Чехов умер, так и не дожив до тех сроков, которые наметил в письме.
Все остальные просьбы он всегда выполнял, хотя никак невозможно понять, откуда он брал для этого время.
Чехов никогда не забывал, что любовь к человечеству лишь тогда плодотворна, когда она сочетается с живым участием к судьбам отдельных людей. Жалость к конкретному человеку была его культом. Даже простые люди, не читавшие Чехова, чувствовали в нем своего "сострадальца". Куприн рассказывает, что когда в Ялте в присутствии Чехова на борту парохода какой-то пришибеев ударил по лицу одного из носильщиков, тот закричал на всю пристань:
- Что? Ты бьешься? Ты думаешь, ты меня ударил? Ты - вот кого ударил! - и указал на Чехова, потому что даже он понимал, что для Чехова чужая боль - своя."

А.
П. Чехов сам сердился на себя за свое расточительство, но, по
возможности, никогда никому не отказывал, потому что давать «в долг без
отдачи» было давней его специальностью. И делал это до такой степени
тайно от всех, что даже близкие люди, например актер Художественного
театра Вишневский, считали его «скуповатым» !
«Халата у меня нет, — сообщал он жене, — прежний свой халат я кому-то подарил, а кому — не помню» .
Чаще
всего подарки посылались им в виде сюрпризов по почте, причем почти в
каждом сюрпризе сказывалось его зоркое внимание ко вкусам и потребностям
разных людей. Таганрогскому доктору Давиду Гордону для его
«водолечебной» приемной он послал из Москвы картину; Линтваревым,
жителям деревни, — новейший патентованный плуг; иркутскому школьнику
Нике Никитину — карту Забайкалья; Максиму Горькому — карманные часы.
Обрадованный Горький писал ему, что готов кричать всем прохожим: «А знаете ли вы, черти, что мне Чехов часы подарил? »
Второго
июня 1904 года, буквально на смертном одре, Чехов хлопочет о каком-то
студенте, сыне какого-то дьякона, чтобы того перевели из одного
университета в другой.
«Сегодня, — пишет он дьякону, — я уже
направил одного господина, который будет иметь разговор с ректором, а
завтра поговорю с другим» .
Это событие, кажется, единственный
случай, когда человек, обратившийся к Чехову с просьбой о помощи, не
получил того, чего просил, да и то по причине вполне уважительной: ровно
через месяц Чехов умер, так и не дожив до тех сроков, которые наметил в
письме.
Все остальные просьбы он всегда выполнял, хотя никак невозможно понять, откуда он брал для этого время.
Чехов
никогда не забывал, что любовь к человечеству лишь тогда плодотворна,
когда она сочетается с живым участием к судьбам отдельных людей. Жалость
к конкретному человеку была его культом. Даже простые люди, не читавшие
Чехова, чувствовали в нем своего «сострадальца» . Куприн рассказывает,
что когда в Ялте в присутствии Чехова на борту парохода какой-то
пришибеев ударил по лицу одного из носильщиков, тот закричал на всю
пристань:
— Что? Ты бьешься? Ты думаешь, ты меня ударил? Ты — вот
кого ударил! — и указал на Чехова, потому что даже он понимал, что для
Чехова чужая боль — своя.
(К. Чуковский)

вопросы о зарплате, упреки в «непонятности» и литературном хулиганстве — часто в тех же самых городах, где за год до того его принимали восторженно. Часть записок сохранилась в архиве Маяковского — всего он собрал порядка 20 000, думая написать публицистическую книгу «Универсальный ответ». Потом к этому замыслу охладел — поняв, видно, что дураков не убедишь, а публикация записок от умных будет выглядеть хвастовством; подобную книгу выпустил в 1929 году Михаил Зощенко — «Письма к писателю», — и горько в ней раскаивался, ибо получилось, что он собственного читателя выставил идиотом. Между тем цель у него была самая простая — показать, что его стиль не выдумка, что новая страна в самом деле так говорит и пишет. То ли Маяковскому не захотелось повторять зощенковский ход, то ли публикация записок в самом деле шла бы в разрез с его любимой мыслью о том, что аудитория культурно растет: духовные потребности должны якобы увеличиваться по мере удовлетворения материальных... Но то, о чем его спрашивают в конце двадцатых, уже не просто глупо, а оскорбительно: «А скажи-ка, гадина, сколько тебе дадено?» — «Что вы хотели сказать тем, что выступаете без пиджака?». И отвечать остроумно на этот бред уже попросту невозможно — как известно, трудней и бессмысленней всего доказывать очевидное. Секретарь Маяковского однажды решил подслушать, что говорят расходящиеся зрители. Говорят в основном три вещи: 1) «Ну и голосина!» 2) «Какой нахал!» 3) «Чешет-то, чешет — без запинки!». Маяк хмуро выслушал, бросил: «Ладно. Ругня — это шлак. Главное, что ходят, слушают, думают». Но эстрада коварна именно тем, что ходить-то они ходят, а вот серьезное — действительно заставляющее думать и расти — им не очень-то прочтешь, зал заскучает, да и не всякую поэзию поймешь со слуха. Со временем выступления из любимого заработка и лучшего способа проверки новых текстов превратились в пытку, и Маяковский начал отказываться от приглашений, чего раньше почти не бывало; однако двадцать седьмой — пик его гастрольной активности. В 1927 уже казалось, что дома Маяковский бывает только случайно, а настоящее его рабочее место — железнодорожный вагон. И точно — в Москве он теперь появляется эпизодически. В январе Луначарский выдает ему командировочное удостоверение — для лекций в Поволжье, Закавказье и на Кавказе. Лекционный календарь Маяковского поражает воображение.Понятно бы еще, если бы из чистой корысти, — но большая часть или, по крайней мере, половина этих выступлений происходят совершенно бесплатно, ради культурного просвещения масс. В чем смысл этой лихорадочной активности? Не думает же он в самом деле, что научит всех поголовно слушателей понимать стихи? Да и что ему толку от их понимания — неужели это приблизит их к идеальному советскому гражданину? Может, идеальному-то гражданину и не нужны никакие стихи? И весьма возможно, что именно в этих поездках Маяковский бессознательно ищет ответа — а вдруг не тупик, а вдруг Москва еще не вся страна и вокруг нее все иначе? Вдруг где-то есть прекрасная молодежь и настоящий читатель? Ужасно видеть, что до этого читателя — который действительно есть и ходит на его вечера — попросту еще не добралось то, что уже так заметно в Москве: разочарование, озлобленность, скука. Дело не только в том, что поголовное омещанивание превращает Маяковского в объект насмешек, в мастодонта из прежней эпохи....ПРОБЛЕМЫ ТЕКСТА

2.Из четвёртого и последнего абзаца выпишите все наречия и краткие имена прилагательные.
3. Какое утверждение соответствует точке зрения автора, выраженной в тексте? Свой ответ аргументируйте, опираясь на знания, жизненный или читательский опыт.

1) Негативные изменения в языке ведут к негативным изменениям в обществе.

2) Нужно оберегать язык от каких бы то ни было изменений и сохранять его таким, каким он был в предшествующую эпоху.

3) Негативные изменения в обществе ведут к негативным изменениям в языке.

4) Нужно отмежеваться от предшествующей эпохи и создать совершенно новый язык.

ТЕКСТ

Все знают, что часовая стрелка на циферблате движется, но увидеть, как она движется, нельзя. То же происходит и с языком. Он изменяется. Но мы не чувствуем, как это происходит.

Сейчас в нашей истории наступил такой момент, когда мы видим, как меняется русский язык. И это не может не пугать. Мы так хотим во что бы то ни стало отойти от предшествующей эпохи нашей жизни, построить новые общественные отношения, новую экономику, что нам даже хотелось бы иметь новый язык. Когда-то говорили «отмежеваться», теперь «дистанцироваться», нам надоело выражение «сойти с ума» - мы говорим «крыша поехала». Или разонравилось слово «встреча», стали говорить «тусовка».

Русский язык, по словам А.С. Пушкина, «переимчив и общежителен», он легко принимает иностранные слова, если они нужны. И в этом нет ничего страшного, когда всё делается в меру. А мера утеряна. В наши дни возникают «сэндвичи», «ленчи», «дисплеи». Обычно меняются 20-30 слов в год, а у нас сейчас появляются, может быть 20-30 слов в неделю.

Кроме того, немаловажно, из каких источников появляются новые слова языка. Сейчас, например, идёт поток слов из довольно сомнительных источников, в частности уголовного жаргона: «разборка», «халява». Многие печатные органы используют «непечатные» слова, которые, кстати, так и называются, потому что их печатать не надо.

В Думе несколько лет обсуждался «Закон о русском языке». Закон, конечно же, нужен. Но если серьёзно говорить о законе, то должен быть и механизм наказания за его нарушение. Однако представляется несерьёзным предложение создать филологическую милицию, учредить штрафы за ошибки в русском языке. Что ни говори, делает язык народ, а его трудно заставить подчиняться административным нормам в отношении языка. Были уже такие тщетные попытки.

В своё время, в XIX и XX веке, образцовый язык давала художественная литература. Если человек не знал, как правильно говорить, то он открывал Тургенева и там находил ответ. Сейчас, конечно, не художественная литература формирует наш языковой вкус. Тон задают теперь в первую очередь телевидение и радио. Это касается и произношения звуков, и ударения, и интонации. А современным дикторам нравится американская интонация. И молодёжь начинает им подражать. Бывает, ведущий бог знает что и как говорит, а людям нравится. Это относится, безусловно, не ко всем передачам, каналам, дикторам, но многие из них подвержены моде.

Мы сейчас недовольны языком, но здесь очень важно разобраться – язык в этом виноват или что-то другое. Ведь язык подчиняется людям, которые им пользуются. Он приспосабливается к потребностям общества. Если в нашем обществе сегодня потребность думать о будущем, о крепкой семье, о счастье детей – то язык пойдёт в эту сторону, будет давать нам средства для этого. Если у нас главное – как, не работая, заработать миллион, секс, насилие, наркотики, то язык повернётся сюда. За что его поносить? Он отражает состояние общества. Так что не язык надо сейчас исправлять.

(По В. Костомарову)