В их глазах я увидел огоньки возмущения злом и в тоже время неуверенности.--Поясните фразу

Витя, Сергей, Ваня. (2)«Они приеха­ли на автомашине... Пилили дуб», — сказал запыхавшийся Ваня. (3)Из путаного рассказа стало ясно следующее. (4) Несколько дней назад юные защитники природы приметили в лесу дуб, на кото­ром внизу узкой, почти незаметной полоской была снята кора. (5)Дуб засыхал. (б)Потом таким же способом были умерщвлены (этослова Коли) ещё два дуба. (7)Это событие взволновало всех ребят. (8)Стало ясно: кто-то калечит деревья, чтобы они засохли: потом легче будет спилить и вывезти их. (9)Мальчишки торжественно по­клялись во что бы то ни стало найти преступников. (10)И вот се­годня средь бела дня в лес приехала автомашина. (11)Двое сталипилить дуб, а третий, очевидно, куда-то пошёл. (12)Мальчики были ошеломлены: среди тех, кто уничтожал деревья, узнали че­ловека, заведующего животноводческой фермой. (13)Не раз слы­шали они от него красивые слова о патриотизме и гражданском долге. (14)Что же это такое? (15)Как теперь верить этому человеку? (16)Браконьеры, не закончив пилить первое дерево, положили пилу и топоры, отошли на поляну и сели обедать. (17)Пришёл третий — шофёр, который куда-то ходил. (18)Все трое стали пить и есть. (19)Потом легли на траву и, наверно, уснули. (20)Мальчики тихо вышли из своего тайника. (21)Взяли пилу, топоры, нашли в ку­зове машины верёвку. (22)Всё это связали, бросили в овраг, ещё и землёй присыпали. (23)А на кузове машины написали: «Воры». (24)По-своему наказав преступников, мальчики теперь боялись, не обвинят ли их в шалостях или даже в хулиганстве. (25)В их гла­зах я увидел огоньки возмущения злом и в то же время неуверен­ность. (26)Мальчики словно спрашивали: (27) «Правильно ли мы сделали?» (28)Едва сдерживая чувство радости, я сказал: (29)«Молодцы, ребята! (ЗО)Всегда, когда видите преступление, обман, ли­цемерие, делайте так, как подсказывает и приказывает совесть. (31)Она никогда не предаст. (32)Будьте настоящими борцами за правду. (ЗЗ) Преступников накажут. (34)Кроме того, они своими руками посадят десять деревьев за каждое уничтоженное и будут ухаживать за ними несколько лет». (35)Ободрённые моей похва­лой, мальчики отдали ключ от автомашины: преступников легко было задержать... (З6) Мальчики, конечно, сделали так, как велела совесть, а совесть — это чувство, помноженное на осознание пра­воты. (37)Не было сомнения, что этот поступок оставит в сердцах след на всю жизнь.

Степанова: «Словарь языка свидетельствует, о чём думают люди, а грамматика — как они думают».

Аргументируя свой ответ, приведите по 1 примеру из прочитанного текста, иллюстрирующему лек­сические и грамматические явления (всего 2 примера). Приводя примеры, указывайте номера нужных предложе­ний или применяйте цитирование. Вы можете писать работу в научном или публицистическом стиле, раскрывая тему на лингвистическом материале. На­чать сочинение Вы можете словами Г. Степанова. Объём сочинения должен составлять не менее 70 слов. Со­чинение пишите аккуратно, разборчивым почерком.

(1)Тихим осенним вечером в учительскую пришли юные за­щитники природы Коля, Витя, Сергей, Ваня. (2)«Они приеха­ли на автомашине... Пилили дуб», — сказал запыхавшийся Ваня. (3)Из путаного рассказа стало ясно следующее. (4) Несколько дней назад юные защитники природы приметили в лесу дуб, на кото­ром внизу узкой, почти незаметной полоской была снята кора. (5)Дуб засыхал. (б)Потом таким же способом были умерщвлены (это слова Коли) ещё два дуба. (7)Это событие взволновало всех ребят. (8)Стало ясно: кто-то калечит деревья, чтобы они засохли: потом легче будет спилить и вывезти их. (9)Мальчишки торжественно по­клялись во что бы то ни стало найти преступников. (10)И вот се­годня средь бела дня в лес приехала автомашина. (11)Двое стали пилить дуб, а третий, очевидно, куда-то пошёл. (12)Мальчики были ошеломлены: среди тех, кто уничтожал деревья, узнали че­ловека, заведующего животноводческой фермой. (13)Не раз слы­шали они от него красивые слова о патриотизме и гражданском долге. (14)Что же это такое? (15)Как теперь верить этому человеку? (16)Браконьеры, не закончив пилить первое дерево, положили пилу и топоры, отошли на поляну и сели обедать. (17)Пришёл третий — шофёр, который куда-то ходил. (18)Все трое стали пить и есть. (19)Потом легли на траву и, наверно, уснули. (20)Мальчики тихо вышли из своего тайника. (21)Взяли пилу, топоры, нашли в ку­зове машины верёвку. (22)Всё это связали, бросили в овраг, ещё и землёй присыпали. (23)А на кузове машины написали: «Воры». (24)По-своему наказав преступников, мальчики теперь боялись, не обвинят ли их в шалостях или даже в хулиганстве. (25)В их гла­зах я увидел огоньки возмущения злом и в то же время неуверен­ность. (26)Мальчики словно спрашивали: (27) «Правильно ли мы сделали?» (28)Едва сдерживая чувство радости, я сказал: (29)«Молодцы, ребята! (ЗО)Всегда, когда видите преступление, обман, ли­цемерие, делайте так, как подсказывает и приказывает совесть. (31)Она никогда не предаст. (32)Будьте настоящими борцами за правду. (ЗЗ) Преступников накажут. (34)Кроме того, они своими руками посадят десять деревьев за каждое уничтоженное и будут ухаживать за ними несколько лет». (35)Ободрённые моей похва­лой, мальчики отдали ключ от автомашины: преступников легко было задержать... (З6) Мальчики, конечно, сделали так, как велела совесть, а совесть — это чувство, помноженное на осознание пра­воты. (37)Не было сомнения, что этот поступок оставит в сердцах след на всю жизнь.

Андрей увидел, как из узких вагонных дверей с вертикальными неудобными ступенями какие – то женщины в белых халатах, военные в бушлатах и сапогах и просто люди в черных ватниках выносили детей и ставили, сажали, а то и клали тут же у рельсов на землю.
-Блокадные… Ленинградские… Из Вологды привезли, - было произнесено в толпе, рядом с Андреем. Никто никак не среагировал на эти слова. Все знали, что такое блокада и что такое Ленинград. Но было в детях что – то такое, что люди, и не слышавшие последних слов, останавливались и замирали, не в силах оторвать глаз. А за ними подходили все новые и так стояли, выстроившись на краю платформы и забыв про свой поезд.
Люди видели на войне все. Их ничем ни удивить, ни поразить было нельзя. Но вот они смотрели, а кто бы посмотрел на них: столько боли, скорби, мучительной жалости, потрясения, страдания, но и горькой радости было в их глазах. Ибо хоть это были дети войны, жалкие обгарки на черном пепелище, но это были живые дети, спасенные и вынесенные из гибели пламени, а это означало возрождение и надежду на будущее, без чего не могло быть дальше жизни и у этих, также разных на платформе людей.
Дети были разные. Но что-то их всех объединяло. Не только необычный цвет лица, сливавшийся с выпавшим снегом, не только глаза, в которых застыл, будто заморозился, навсегдашний ужас блокады. Было в них еще одно, общее – и в облике, и в тех же лицах, и в губах, и в глазах, и еще в чем - то, что рассмотреть можно было лишь не поодиночке, а только когда они все вместе, и что выражалось в том, как вели они себя по отношению друг к другу и к взрослым, как стояли, как брались за руки, выстраивались в колонны, - и можно выразить так: дети войны. Страшное сочетание двух противоестественных слов. Дети здесь своим присутствием выражали самую низкую, самую адскую, разрушительную сущность войны: она била в зародыше, в зачатке по всем других детям, которые не были рождены, по всем поколениям, которых еще не было.

Андрей увидел, как из узких вагонных дверей с вертикальными неудобными ступенями какие-то женщины в белых халатах, военные в бушлатах и сапогах и просто люди в темных ватниках выносили детей и ставили, сажали, а то и клали тут же у рельсов на землю.
--Блокадные… Ленинградские… Из Вологды привезли…- было произнесено в толпе, рядом с Андреем.
Никто никак не среагировал на эти слова. Все знали, что такое блокада и что такое Ленинград. Но было в детях что-то такое, что люди, и не слышавшие последних слов, останавливались и замирали, не в силах оторвать глаз. А на ними подходили всё новые и так стояли, выстроившись на краю платформы и забыв про свой поезд.
Люди видели на войне всё. Их ничем ни удивить, ни поразить было нельзя. Но вот они смотрели, а кто бы посмотрел на них: столько боли, скорби, мучительной жалости, потрясения, страдания, но и горькой радости было в их глазах. Ибо, хоть это были дети войны, жалкие обгарки на черном пепелище, но это были живые; дети, спасенные и вынесенные из гибельного пламени, а это означало возрождение и надежду на будущее, без чего не могло быть дальше жизни и у этих, также разных на платформе людей.
Дети тоже были разные. Но что-то их всех объединяло. Не только необычный цвет лица, сливавшийся с выпавшим снегом, не только глаза, в которых застыл, будто заморозился, навсегдашний ужас блокады, не только странные неразомкнутые рты. Было в них ещё одно, общее—и в облике, и в тех же лицах, и в губах, и в глазах, и ещё в чём-то, что рассмотреть можно было лишь не поодиночке, а только когда они все вместе, и что выражалось в том, как вели они себя по отношению друг к другу и к взрослым, как стояли, как брались за руки, выстраивались в колонну,--и можно выразить так: дети войны. Страшное сочетание двух противоестественных, невозможных рядом слов. Дети здесь своим присутствием выражали самую низкую, самую адскую, разрушительную сущность войны: она била в зародыше, в зачатке по всем другим детям, которые не были рождены, по всем поколениям, которых ещё не было.