Помогите!!!!!! настроение экипажа, сверх обыкновение, было приподнятое

Мольба,
Каратист

В?лчата, Росто?, ск?льзистый, ло?ка, б?жали, Св?тлана, б?режок, м?сной, в?зила, ро?кий, овра?, л?стопад, Гле?, автобу?. б) Сравни произношения звуков в слабой и сильной позиции на месте пропущенных букв. Что меняется в этих словах: звук, буква?

Сделайте синтаксический разбор след.простых предложений:
1)двусоставного распространенного;неосложненного;
2)двусоставных распространенных осложненных:
а)однородными членами,
б) обособленными членами;
3)односоставных;
4)неполных.
Гоголь жил в Риме. В просторной комнате на рабочем столе заветные тетради "Мертвых душ". Писатель поправлялся после тяжелой болезни, во время которой им овладел леденящий страх: неужели не успеет окончить начатое по завету Пушкина.
Теперь силы вернулись. Сквозь решетчатые ставни лилось благодатное солнце. Настроение было приподнятое. Николай Васильевич работал как ювелир, гранящий драгоценный камень. Там важна каждая грань,здесь - каждое слово. Слово должно полностью отразить мысль и светиться всеми красками жизни. О тщательности поиска говорит исчерканная рукопись. Порой автор упорно ищет слово,без которого недоставало картине последнего мазка.
Художник то не скупится на подробное описание, то представит лишь одну деталь, на первый взгляд как будто случайную.Но безошибочно совершен отбор из бесконечных запасов жизни, и запомнится читателю все: и заплесневелый сухарь в хозяйстве Плюшкина, и хитроумная шкатулка Чичикова, и ленивый конь Чубарь.
Поэт трудится над своими тетрадями, как мастер над гранями алмаза. Алмаз сверкает немеркнущим светом. У поэта мысль,вплавленная в слово,светится правдой ярче бриллианта.

Помогите сочинить загадку в которых были бы глаголы с не√

очередную кинокартину, ведут ли занятия драматического кружка, самодеятельного хора или кружка по изобразительному искусству – во всем этом должен и может жить живой огонь творчества. И тот, кто однажды приложит свои собственные усилия к одному из этих дел, со временем будет вознагражден.

Искусство скорее и охотнее раскрывается тому, кто сам отдает ему силы, раздумья, время, внимание.

Рано или поздно каждый может почувствовать, что он среди знакомых и друзей в неравном положении. Их, например, интересует музыка или живопись, а для него они – книги за семью печатями. Реакция на такое открытие возможна различная. У одних раздраженно-отрицательная. «Мне это неинтересно, значит, тут и интересоваться нечем. А они только делают вид, что без этого жить не могут!» А лучше отнестись к тому, что нам непонятно, по-другому.

Когда я стал студентом Института истории, философии и литературы, многое связало меня сразу с новыми товарищами. Мы серьезно занимались литературой, историей, языками. Многие из нас пробовали писать сами. Словно предчувствуя, каким недолгим будет наше студенчество, спешили успеть как можно больше. Слушали лекции не только на своих курсах, но и ходили на лекции, читавшиеся старшекурсникам. Посещали занятия по истории изобразительного искусства. Успевали на семинары молодых прозаиков и критиков. Старались не пропускать театральные премьеры и литературные вечера. Как мы все успевали, не знаю, но успевали. Меня приняли в свою среду студенты, которые были на курс старше нашего. Интереснейшая то была компания.

Я старался не отставать от нее и мне это удавалось. За одним исключением. Мои новые товарищи горячо интересовались музыкой. На наших встречах не было вина. Мы читали стихи и слушали музыку. У одного из нас была большая по тем временам редкость: радиола с устройством для переворачивания пластинок – долгоиграющих тогда еще не было,– которая позволяла прослушать целую симфонию, концерт или оперу без перерывов. И коллекция камерной, оперной и симфонической музыки.

Когда начиналась эта непременная часть нашего вечера, товарищи слушали и наслаждались, а я скучал, томился, мучился – музыки я не понимал и радости она мне не доставляла. Конечно, можно было притвориться, прикинуться, придать лицу подобающее выражение, проговорить вслед за всеми: «Прекрасно!» Но притворяться, изображать чувства, которых не испытываешь, у нас было не в обычае. Я забивался в угол и страдал, чувствуя себя выключенным из того, что так много значит для моих товарищей.

А кроме музыки дома были еще и концерты. Я шел на них вместе со всеми и среди людей, для которых это было праздником, ощущал себя отделенным от них и обделенным. Конечно, можно было просто в следующий раз не пойти – ну, не понимаю я музыки, неинтересна мне она, не изгонят же они меня за это из своей компании! Но я продолжал ходить вместе со всеми. У меня хватило ума не прикидываться понимающим, не высказываться...

Хорошо помню, как произошел перелом. Конечно, он готовился незаметно и исподволь: столько вечеров слушания музыки не прошли бесследно. Я просто еще не подозревал об этом. Зимой 1940 года был объявлен авторский вечер тогда еще молодого Д. Д. Шостаковича – первое исполнение его фортепианного квинтета. Друзья взяли билет и мне. Вручали его торжественно. Я понял: то, что предстоит – событие! Концерт состоялся в Малом зале консерватории. Сказать, что в переполненном зале была приподнятая атмосфера,– значит не сказать ничего. Было ожидание чуда. О квинтете в музыкальной Москве уже много говорили.

Мы сидели на балконе среди студентов-консерваторцев. У некоторых из них на коленях лежали развернутые партитуры – кажется, еще не отпечатанные, переписанные от руки.

Не стану утверждать, что я в тот вечер сразу и навсегда излечился от невосприимчивости к музыке. Но поворот – решительный и важный – произошел. Как я благодарен своим друзьям тех давних лет, что они не махнули на меня рукой, не исключили из слушания музыки – а ведь и исключать не нужно было, при тогдашнем юношески-ранимом самолюбии хватило бы иронической реплики, чтобы я почувствовал себя среди них, понимающих и знающих, лишним. Этого не случилось.

Прошло много лет. Уже давно серьезная музыка – для меня, необходимость, потребность, счастье.

А ведь можно было – навсегда и непоправимо – разминуться с ней. И обездолить себя,

Этого не случилось. И потому, что я не встал в позу человека, который, не понимая чего-нибудь, говорит – вслух или мысленно: – Ну и не надо! И потому, что не захотел притворяться, делая вид, что понимаю, когда еще был очень далек от этого. А больше всего – благодаря моим друзьям. Им мало было наслаждаться самим. Им хотелось и меня приобщить к своему пониманию, к своей радости. И это им удалось! (Сергей Львович Львов

помогите пожалуйста написать сочинение по тексту,заранее спасибо!

русскому языку 5 класс)