Аааа.... ребята, помогите придумать вопросы для кроссворда, ответы на который будут такие слова.....: ПАДЕЖ, СЛОВО или СЛОВА, МЫСЛЬ, ТЕМА.

1)Говорить ясно
2)Подготовиться к экзаменам
3)Ранее утро
4)Гулять в парке

Задирать нос,

звезд с неба не
хватает,

Мало кто по-настоящему знал Рахманинова, – он сближался с трудом, открывался немногим. В первый момент он немного пугал, – слишком много было в нем достоинства, слишком значительно, даже трагично, было его изможденное лицо с глазами, полуприкрытыми тяжелыми веками. Но проходило некоторое время, и становилось ясно, что суровая внешность совсем не соответствует его внутренним, душевным переживаниям, что он внимателен к людям, – не только близким, но и чужим, готов им помочь, И делал это всегда незаметно, – о многих добрых делах Рахманинова никто никогда не знал.

Да позволено мне будет нарушить слово, данное когда-то Сергею Васильевичу, и рассказать один эпизод, который я обещал ему хранить в секрете.

Однажды в “Последних Новостях” я напечатал коротенькое воззвание, – просьбу помочь молодой женщине, матери двух детей, попавшей в тяжелое положение. На следующий день пришел от Рахманинова чек на 3000 франков, – это были большие деньги по тогдашним парижским понятиям, они обеспечивали жизнь этой семьи на несколько месяцев. Сергей Васильевич не знал имени женщины, которой помогает, и единственным условием он поставил мне, чтобы я об этом не сообщил в газете, и чтобы никто, – в особенности нуждавшаяся женщина, – не узнали о его помощи.

Он давал крупные пожертвования на инвалидов, на голодающих в России, посылал старым друзьям в Москву и в Петербург множество посылок, устраивал ежегодный концерт в Париже в пользу русских студентов, – об этом знали, не могли не знать. И при этом Рахманинов, делавший всегда рекордные сборы, во всем мире собиравший переполненные аудитории, страшно волновался и перед каждым благотворительным концертом просил:

– Надо что-то в газете написать... А вдруг зал будет не полный?

– Что вы, Сергей Васильевич?

– Нет, все может быть, все может быть... Большая конкуренция!

И этот человек, болезненно ненавидевший рекламу и всякую шумиху вокруг своего имени, скрывавшийся от фотографов и журналистов, вдруг с какой-то ребячьей жалостливостью однажды меня спросил:

– Может быть, нужно интервью напечатать? Как вы думаете?

Как-то, в начале 42 года, в самый разгар второй мировой войны, “Новое Русское Слово” устроило кампанию по сбору пожертвований в пользу русских военнопленных, тысячами умиравших в Германии с голоду.

Нужно было распропагандировать сбор, привлечь к нему крупные имена, и я обратился к Рахманинову с просьбой написать несколько слов о том, что надо помочь русским военнопленным. Чтобы Сергей Васильевич не боялся, что обращение его может быть слишком коротким, я предложил напечатать его на первом месте, в рамке.

У Рахманинова было большое чувство юмора, и письмо, которое он прислал мне в ответ, носит печать благодушной иронии:

“Многоуважаемый Господин Седых!

Я должен отказаться от Вашего предложения: не люблю появляться в прессе, даже если мое выступление будет “в рамке, как подобает”. Да и что можно ответить на вопрос: “почему надо давать на русских пленных?” Это то же самое, если спрашивать, почему надо питаться. Кстати, сообщаю, что мною только что послано 200 посылок через Американский Красный Крест.

Только, пожалуйста, дайте полный, четкий и композиционно стройный ответ.


Мало кто по-настоящему знал Рахманинова, – он сближался с трудом, открывался немногим. В первый момент он немного пугал, – слишком много было в нем достоинства, слишком значительно, даже трагично, было его изможденное лицо с глазами, полуприкрытыми тяжелыми веками. Но проходило некоторое время, и становилось ясно, что суровая внешность совсем не соответствует его внутренним, душевным переживаниям, что он внимателен к людям, – не только близким, но и чужим, готов им помочь, И делал это всегда незаметно, – о многих добрых делах Рахманинова никто никогда не знал.

Да позволено мне будет нарушить слово, данное когда-то Сергею Васильевичу, и рассказать один эпизод, который я обещал ему хранить в секрете.

Однажды в “Последних Новостях” я напечатал коротенькое воззвание, – просьбу помочь молодой женщине, матери двух детей, попавшей в тяжелое положение. На следующий день пришел от Рахманинова чек на 3000 франков, – это были большие деньги по тогдашним парижским понятиям, они обеспечивали жизнь этой семьи на несколько месяцев. Сергей Васильевич не знал имени женщины, которой помогает, и единственным условием он поставил мне, чтобы я об этом не сообщил в газете, и чтобы никто, – в особенности нуждавшаяся женщина, – не узнали о его помощи.

Он давал крупные пожертвования на инвалидов, на голодающих в России, посылал старым друзьям в Москву и в Петербург множество посылок, устраивал ежегодный концерт в Париже в пользу русских студентов, – об этом знали, не могли не знать. И при этом Рахманинов, делавший всегда рекордные сборы, во всем мире собиравший переполненные аудитории, страшно волновался и перед каждым благотворительным концертом просил:

– Надо что-то в газете написать... А вдруг зал будет не полный?

– Что вы, Сергей Васильевич?

– Нет, все может быть, все может быть... Большая конкуренция!

И этот человек, болезненно ненавидевший рекламу и всякую шумиху вокруг своего имени, скрывавшийся от фотографов и журналистов, вдруг с какой-то ребячьей жалостливостью однажды меня спросил:

– Может быть, нужно интервью напечатать? Как вы думаете?

Как-то, в начале 42 года, в самый разгар второй мировой войны, “Новое Русское Слово” устроило кампанию по сбору пожертвований в пользу русских военнопленных, тысячами умиравших в Германии с голоду.

Нужно было распропагандировать сбор, привлечь к нему крупные имена, и я обратился к Рахманинову с просьбой написать несколько слов о том, что надо помочь русским военнопленным. Чтобы Сергей Васильевич не боялся, что обращение его может быть слишком коротким, я предложил напечатать его на первом месте, в рамке.

У Рахманинова было большое чувство юмора, и письмо, которое он прислал мне в ответ, носит печать благодушной иронии:

“Многоуважаемый Господин Седых!

Я должен отказаться от Вашего предложения: не люблю появляться в прессе, даже если мое выступление будет “в рамке, как подобает”. Да и что можно ответить на вопрос: “почему надо давать на русских пленных?” Это то же самое, если спрашивать, почему надо питаться. Кстати, сообщаю, что мною только что послано 200 посылок через Американский Красный Крест.

С уважением к Вам С. Рахманинов”. (А. Седых. Далекие, близкие).

начением, слово способно объединяться с другими словами, включаться в предложение" Только НЕ НАДО ТУПО КОПИРОВАТЬ С ДРУГИХ САЙТОВ ,
по тексту Мама обладала поразительной способностью рассказывать всякие истории и сказки собственного сочинения; обычно я был околдован ее выдумками, полными юмора и забавных подробностей, и тотчас переставал капризничать, переносясь в мир маминых выдумок.
(2) Но однажды, слушая историю про тележку и ослика, про их житье-бытье и про их приключения в Италии, я раскапризничался, стал придираться к каждому маминому слову, упрямо повторяя, что тележка все равно ненастоящая и ослик тоже ненастоящий, потому что если бы они были настоящие, то в тележке лежала бы трава, а ослик ел бы эту травку, а так все это одни выдумки, сплошной обман.
(3) — Ага, — говорил я маме, — ты не можешь сделать так, чтобы в тележке была травка! (4) Ага!
(5) Мама пригорюнилась, чувствуя, что я припер ее к стенке.
(6) Действительно: где же достать травку ночью, зимой, в доме, в комнате с натопленной печью и наглухо закрытыми ставнями? (7) Надо быть волшебником, волшебницей! (8) Я-то знал, что моя мама просто мама, а не волшебница. (9) И я капризничал еще больше, требуя от мамы невозможного: достать для тележки траву.
(10) Вдруг среди капризов заметил, как у мамы блеснули карие глаза и чуть дрогнули губы скрытой улыбкой.
(11) — Хорошо, — сказала она, — если тебе так хочется травки, будь по-твоему. (12) Будет тебе травка. (13) Мы ее сейчас поищем и, может быть, найдем.
(14) Мама пошла к комоду, порылась в нем, и вдруг я увидел в ее руках горсть чего-то зеленого. (15) Неужели трава? (16) Невозможно! (17) Невероятно! (18) Но мама уже кладет это зеленое, травоподобное в тележку и нежно прижимает мою голову к своей теплой груди.
(19) — Ну, теперь ты доволен?
(20) Я, конечно, понимал, что это не настоящая трава, даже не сено.
(21) Это сухой, крашенный ярко-зеленой краской мох, которым обычно принято было у нас украшать ватный валик, положенный между двумя оконными рамами зимой. (22) Стало быть, это не трава, а крашеный мох. (23) Но все равно — чудо. (24) Мне понятно: тележка не настоящая, а игрушечная, ослик не настоящий, а игрушечный, так пусть же и трава будет игрушечная. (25) И это - подлинное чудо, а мама - волшебница. (По В.П. Катаеву)


Задания А1—А7 выполните на основе анализа содержания прочитанного текста. К каждому заданию А1—А7 даны 4 варианта ответа, из которых только один правильный.

А1. В каком фрагменте текста содержится информация, необходимая для обоснования ответа на вопрос: «Как оценил поступок матери сын?»
1) (1) Мама обладала поразительной способностью рассказывать всякие истории и сказки собственного сочинения.
2) (18) Но мама уже кладет это зеленое, травоподобное в тележку и нелепо прижимает мою голову к своей теплой груди.
3) (11) — Хорошо,— сказала она, — если тебе так хочется травки, будь по-твоему.
4) (25) И это— подлинное чудо, а мама — волшебница.

собеседника, отца мальчика?» 1) Собеседник рассказчика был довольно странным человеком. 2) Глаза собеседника говорили об огромном горе, которое пережил этот человек. 3) Рассказчика насторожила разница во внешнем облике отца и сына. 4) Рассказчик потрясён тем, что услышал от отца мальчика.