сочинение c1 веня пришеол ко мне в воскесенье

Задолбала грязь во дворах? Задолбали обгаженные лифты? Задолбали засранные подьезды? ЖЭК ничего не делает? Правительство не обращает на вас, бедных-несчастных, никакого внимания? Посмотрите на себя. Некоторое время назад, поругавшись с госслужбой, возвращаясь домой и шагая по полутёмному родному подъезду, я осознал, что помощи от государства как не было, так и не будет, наверное, никогда. Вспомнил поход в гости к друзьям и свое искреннее удивление чистотой и ухоженностью их подъезда. Дёрнула нелёгкая меня сотворить эту самую чистоту и ухоженность и в моём подъезде. Скооперировавшись с соседом-единомышленником, пошли выяснить, сколько выйдут по деньгам ремонт, покраска и прочие работы по наведению красоты. Нашли подходящую фирму, определились более-менее с суммой, пошли по квартирам с «рацпредложением». Из 42 квартир, исключая мою и соседа, согласились выдать деньги 9. Остальные оказались неизлечимо больными, многодетными и льготниками всех мастей. Ну да ладно, бог с вами. Разделили сумму на 11 квартир. Трое отказались сразу: не смогли выделить такие деньги из семейного бюджета. Подъезд у нас, мягко говоря, небогатый, людей можно понять. Ладно. Озвучили возросшую сумму остальным. Согласились. Собрали деньги, купили материалы, наняли рабочих, ребята постарались на славу — в подьезде кра-со-та! Красота продержалась ровно два дня. На второй день я заметил первую робкую «наскальную живопись», повествующую мне, что некий Коля — «лутьший». Судя по всему, в тот же день кто-то высадил лампы на первом и втором этажах. На следующий день меня встречал запах, пардон, ссанины в лифте, а возле мусоропровода между моим и следующим этажом красовалась россыпь отходов. Через день я случайно подловил двух малолеток, рисующих на стене своё послание миру, раздал подзатыльников и прогнал подальше. Минут через десять ко мне в дверь ломился не слишком трезвый папаша из числа «многодетных и больных» и орал матерком на весь дом, что я посмел обидеть его отпрысков, и за это он меня по стенке размажет. Прошёл месяц со времени ремонта. Подъезд вернулся в исходное состояние свинарника. И ведь гадят-то явно люди из числа тех, кто на ремонт не скидывался. Почему я так решил? Мне было бы жалко портить созданное на свои деньги. Появилось мерзкое такое чувство, будто бы я попросту кинул всех тех, кто выделил деньги на общее дело. Последний гвоздь вгоняют бабушки около подъезда, стенающие про «сволочей-коммунальщиков», которые ничего с благоустройством делать не хотят. Ей-богу, Дарвин где-то прокололся: не все люди произошли от обезьян. И церковники ошибаются: не всех людей создал бог. Где-то в эволюцию явно затесались свиньи…


Подскажите тему сочинения Может быть это равнодушие?

(1)Конечно, читателям легко, потому что их не терзают творческие поиски. (2)Но подумали ли вы хотя бы раз о тех мучениях, которые испытывает человек, пишущий добродетельный пасхальный рассказ?!

(3)Ведь, во-первых, все темы уже исчерпаны, пародии на темы надоели: что тут изобретешь?..

(4)У меня есть знакомый беллетрист, который не гонится ни за успехом, ни за модой, ни за деньгами...

(5)И вот как-то на страстной неделе я увидел, что мой приятель чем-то удручен или взволнован. (6)Стараясь не задеть его авторского самолюбия, я довел его до того, что он рассказал мне следующее:

– (7)Приезжает ко мне редактор. (8)И что всего хуже – мой настоящий, хороший друг...

– (9)Ради бога, пасхальный рассказ!

(10)Я кротко и убедительно верчу пуговицу его пиджака и самым нежным голосом говорю ему:

– (11)Ты сам писатель и не хуже меня знаешь, что все пасхальные темы уже использованы.

– (12)Хоть что-нибудь, – тянет он уныло, – например... «Чернильница»?!

– (13)Только очень близорукие люди выбирают для примеров и сравнений предметы, стоящие возле них!..

(14)Это задевает его за живое, и он сыплет как из мешка:

– (15)«Будка», «Кипарис», «Пале-Рояль», «Ландыш». (16)Не нравится? (17)Ну, наконец, «Травка»?..

– (18)Ага, «Травка»?.. (19)Стоп!.. (20)Это уже нечто весеннее и на пасху хорошо. (21)Давай-ка подумаем серьезно о травке!..

(22)У приятеля лицо вытягивается. (23)Я говорю ему самым нежным голосом:

– (24)Подожди... не отчаивайся! (25)Травок много, возьмем «Кресс-салат»...

– (26)«Кресс-салат»? – повторяет он уныло, как деревянный попугай.

– (27)Ну, хорошо... давай дальше! (28)Собаки лечатся травками...

– (29)Извини, это уже относится к области ветеринарии!

(30)Я догнал его уже в передней, когда он, рассерженный, всовывал свои ноги в калоши и надевал шляпу.

– (31)Надо писать серьезно, – говорил он. – (32)Конечно, я не обладаю даром... (33)Но, если бы я писал, я написал бы просто. (34)Помнишь, как мы с тобой, – тебе было одиннадцать лет, а мне десять, – как мы ели с тобой просвирки и какие-то маленькие пупырышки на огороде детской больницы?

– (35)Конечно, помню!

– (36)А помнишь молочай?

– (37)А конский щавель?

(38)Мы оба замолчали.

(39)И вдруг пред нами ярко и живо пронеслись наша опозоренная казенным учебным заведением нежность... пансион... фребелевская система... придирки классных наставников... взаимное шпионство... поруганное детство...

– (40)А помнишь, – сказал он и вдруг заплакал, – а помнишь зеленый рыхлый забор? (41)Возле него растут лопухи и глухая крапива... (42)Там всегда тень и сырость. (43)И по лопухам ползают какие-то необыкновенно золотые, или, вернее сказать, бронзовые жуки.

– (44)А помнишь еще: вдруг скользнет луч, заиграет роса на листьях?.. (45)Как густо пахнет зеленью! (46)Не отойдешь от этого московского забора! (47)Точно брильянты, горят капли росы... (48)Длинный, тонкий, белый червяк, выворачивая землю, выползает наружу... (49)Конечно, он прекрасен, потому что мы насаживали его на согнутую булавку и бросали в уличную лужу, веря, что поймаем рыбу! (50)Ну, скажи: разве можно это написать? (51)Тогда мы глядели ясными, простыми глазами, и мир доверчиво открывался для нас: звери, птицы, цветы... (52)И если мы что-нибудь любим и чувствуем, то это только жалкое отражение детских впечатлений.

– (53)Так, стало быть, рассказа не будет? – спросил редактор.

– (54)А разве все то, о чем мы говорили, – это не рассказ? (55)Такой в конце концов наивный, простой и ласковый?..

(56)Редактор обнял меня и поцеловал.

– (57)Какой ты... – сказал он, но не докончил, глаза его увлажнились, и он, быстро повернувшись, ушел, сопровождаемый веселым лаем моих милых друзей – сенбернарских песиков...

(По А.И. Куприну)*

*Куприн Александр Иванович (1870-1938 гг.) – русский писатель, обращавшийся своим творчеством к широкой демократической аудитории. Жизнелюбие, гуманизм, пластическая сила описаний, богатство языка делают Куприна одним из самых читаемых писателей и в наши дни.

чать

справедлив.2. Князь Андрей вошел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушался к болтовне жены с Ипполитом.3. Мы прислушались к странному звуку, прервав беседу и затаив дыхание, и молчали долго.4. Казалось, что мускулы растаяли от жары и остались только тонкие, упругие нервы. 5.Крупные, тяжелые капли висели на глянцевитых ветках кустов.6. Дни поздней осени бранят обыкновенно, но мне она мила, читатель дорогой.7. Ночь уже ложилась на горы, и туман начинал бродить по ущельям.8. Чтоб концы своих владений охранять от нападений, должен был он содержать многочисленную рать.9. Он привязал лошадь и, хватаясь за рыхлые, осыпающиеся под руками края сруба, взобрался на угол, рискуя провалиться в темную дыру, откуда омерзительно пахло задушенными травами.

вот текст
размер примерно 100 слов
найти проблему и написать аргументы
помогите пожалуйста! я уже ничего не успеваю

Столовая научной библиотеки. У людей, которые бывают здесь,– высшее образование. У многих – ученые звания и степени. К буфету подходит молодой человек, с иголочки одетый, по моде причесанный, холеный. Жизнерадостно осведомляется у тех, кто стоит в очереди:

– Кто крайний?

Получив ответ, замечает знакомого и говорит:

– Уже покушал? А я еще не питался. Чего не звонишь? Ну, будь! Днями звякну и заскочу! Передавай привет супруге.

Распрощавшись, он обратился ко мне:

– Сколько время?

Я ответил, но, признаюсь, улыбки не сдержал. Рассмешило противоречие между тем, как молодой «научный работник» выглядел, и тем, как он говорил. Между тем, каким он на первый взгляд казался, и тем, каким он очевидно был: плохо знающим родной язык, глухим к нему и безразличным. Что ни фраза, то ошибка. Человек, замыкающий очередь, называется но «крайним», а «последним». Мнение, что слово «последний» в подобном и сходных случаях звучит обидно,– вздор! Его еще Чехов высмеял. Слово «кушать» – подобострастно. В слове «звонишь» – ударение не на первом, а на последнем слоге. «Передавай привет» вместо «передай», «звякну» вместо «позвоню», «супруга» в обиходной речи вместо «жена» – признаки малограмотной речи.

Холеный, довольный собой посетитель столовой для научных работников заметил мою улыбку. Проверил, но расстегнулись ли у него пуговицы, не съехал ли галстук, не растрепались ли волосы, нашел, что все в порядке, и удивленно поглядел на меня. Меня же насмешил не его облик (тут все было сама корректность), а его речь. Она вопияла о некультурности и наводила на грустные размышления о том, как он творит свои статьи, как пишет диссертацию, как – страшно подумать!– выступает на конференциях и симпозиумах, представляя, чего доброго, отечественную науку.

По торжественной мраморной лестнице, которая ведет в научные залы, мы поднимались одновременно. В какой зал он направит свои стопы? В зал гуманитарных наук! Это гуманитарий?! Кто же он? Только бы не филолог! Ну, а если историк, философ, социолог? Любое из этих предположений казалось оскорбительным для науки, которой он себя посвятил, не одолев грамматики, фонетики и стилистики родного языка. Однако, окажись он специалистом в области технических наук, все равно за него стыдно.