В кафе встретились три друга:Белов, Чернов и Рыжов. "Удивительно, что один из нас блондин, другой-брюнет, а третий-рыжий и при этом ни у одного из нас

унего белая ножки серые гладкие сам лижет свою белую грудку и хвостиком чуть шевелит какие слова помогли тебе узнать животных как ты думаешь почему рассказывая о первом звере мышонок говорит ноги хохол глаза нос а о другом ножки шейка грудка хвостик кто же мышонку понравился кого ему следует опасаться напиши как выглядел понравившийся мышонку но опасный для него зверь

дь рассердился, — он вечно был весел и всегда улыбался. (3) Милый Костя! (4) Его давно нет на свете, и я вспоминаю о нем с особенной любовью, как о родном и таком близком человеке, которого не можешь отделить от самого себя.
(5) В детской дружбе заложена какая-то таинственная сила, которая проходит через всю остальную жизнь. (6) Те, кого мы любили в детстве, служат точно путеводными маяками для остального жизненного пути. (7) Моя встреча с Костей окрасила не только мое детство, но и юность дорогими впечатлениями и первым дорогим опытом. (8) С ним вместе мы начали самостоятельную жизнь… (9) Вместе с Костей же явилась и новая книга.
(10) — У меня отец всё романы читает, — рассказывал Костя, коверкая ударение. — (11) И чем страшнее, тем лучше для него. (12) Хочешь, почитаем вместе? (13) Есть "Черный ящик", "Таинственный монах", "Шапка юродивого, или Трилиственник".
(14) Я, конечно, согласился с величайшим удовольствием.
(15) Отец Кости имел привычку перечитывать свои любимые "романы" по нескольку раз, и книги имели очень подержанный вид, а некоторые листы были точно изжеваны теленком…
(16) — Люблю почитать романы, — говорил отец Кости. — (17) Только я по-своему читаю... (18) Меня, брат, никакой сочинитель не проведет. (19) Я сперва прочитаю конец романа, если все благополучно кончилось, ну, тогда я уж с начала за него примусь. (20) Учен я довольно... (21) Прежде, бывало, читаешь-читаешь, а до конца дочитал, — глядь, либо кого убили, либо кто умер. (22) Нет, покорно благодарю!.. (23) Я и без сочинителя знаю отлично, что все мы помрем. (24) Мало ли горя кругом, а тут еще в книге его вычитывай...
(25) Его звали Романом Родионычем. (26) Это был человек маленького роста, с большой кудрявой головой. (27) Он тоже вечно улыбался, как и Костя, — это была фамильная черта. (28) Роман Родионыч был заводским служащим и занимал должность запасчика, то есть заведовал амбарами с хлебом, овсом и разными другими материалами, как сальные свечи, веревки, кожи и проч. (29) Наш завод хотя и был небольшой, но служащих было достаточно. (30) Они все были из крепостных и образование получили в заводской школе. (31) Дальнейшее образование шло "своим умом" и почерпалось главным образом из случайно попадавшихся под руки книг.
(32) Мы сейчас слишком привыкли к книге, чтобы хотя приблизительно оценить ту громадную силу, которую она представляет. (33) Важнее всего то, что эта сила, в форме странствующей книги в коробке офени, сама приходила уже в то далекое время к читателю и, мало того, приводила за собой другие книги… (34) Я сравнил бы эти странствующие книги с перелетными птицами, которые приносят с собой духовную весну. (35) Можно подумать, что какая-то невидимая рука какого-то невидимого гения разносила эти книги по необъятному простору Руси, неустанно сея "разумное, доброе, вечное". (36) Да, сейчас легко устроить домашнюю библиотеку из лучших авторов, особенно благодаря иллюстрированным изданиям; но книга пробивала себе дорогу в самую глухую пору, в доброе старое время ассигнаций, сальных свечей и всякого движения родным "гужом". (37) Здесь нельзя не помянуть добрым словом старинного офеню-книгоношу, который, как вода, проникал в каждую скважину. (38) Для нас, детей, его появление в доме являлось настоящим праздником. (39) Он же руководил и выбором книг и давал, в случае нужды, необходимые объяснения.
(40) Один из таких офеней лично мне невольно доставил большое огорчение. (41) Как все дети, я очень любил рисовать, а у него в коробе среди других сокровищ оказался атлас для самообучения рисованию. (42) Вся беда была в том, что он стоил целых два рубля, — сумма, по тогдашнему счету и по нашему бюджету, громадная…
(43)– Нет, не могу, — заявил отец. — (44) Если рубль, то еще можно, а двух рублей нет.
(45) Я отлично понимал, что значит слово "нет", и не настаивал. (46) Так атлас и ушел в коробе офени к другому, более счастливому покупателю, а мне его жаль даже сейчас. (47) Уж очень хотелось учиться рисовать, а учиться было не по чему.

Выросла на грядке, круглая тетрадка. Страницы в тетрадке друг дружки белей, и важные вещи записаны в ней. Что много дождей пролилось этим летом, но солнечных дней было вдоволь при этом, что строго хозяйка следила за грядкой и вредным жукам приходилось несладко... Но лучше вы про это спросите у мальчишки, что прочитал тетрадку до самой кочерыжки.

погибли в Ленинграде, эвакуировали на берег Плещеева озера, что недалеко от русского города Переславля-Залесского, в усадьбу Ботик, где хранится ботик Петра Первого. (2) Из Берендеева на Ботик стала ходить повариха, хорошая, ласковая женщина Аграфена Ивановна: никогда не придет к детям она с пустыми руками и одевается всегда чистенько, дети это ценят. (3) Женщина она была бездетная, муж пропал без вести на фронте. (4) Очень полюбилась этой бездетной вдове в детдоме одна девочка, Валя – маленькая, тонкая, в струнку, личико всегда удивленное, будто молоденькая козочка. (5) С этой девочкой стала Аграфена Ивановна отдельно прогуливаться, сказки ей сказывала, сама утешалась ею, конечно, как дочкой, и мало-помалу стала подумывать, не взять ли и вправду ее себе навсегда в дочки. (6) На счастье Аграфены Ивановны, маленькая Валя после болезни вовсе забыла свое прошлое в Ленинграде: и где там жила, и какая там у нее была мама, и кто папа. (7) Все воспитательницы в один голос уверяли, что не было случая, когда бы Валя хоть один раз вспомнила что- либо из своего прошлого. (8) – Она уверена, – говорили они, – что вы ее настоящая мама. (9) Берите ее и будьте счастливы. (10) Однако, хотя в детдоме все были уверены, что отец Вали погиб, но справки о смерти не было, значит, по закону нельзя было отдать на сторону девочку. (11) Так длилось месяца два. (12) В августе пришла бумага о смерти отца Вали, и Аграфена Ивановна увезла свою дочку в Берендеево. (13) Вале, девочке-сироте, все в рыженьком блеклом домике в три окошка было на радость. (14) Валя ко всему тянется, весело ей, как будто и в самом деле пришла в свой родной домик, к настоящей маме. (15) Очень обрадовалась Аграфена Ивановна и, чтобы девочке свой домик совсем как рай показать, завела патефон – большую редкость тогда на Ботике. (16) «Соловей мой, соловей, – пел патефон, – голосистый соловей...» (17) Козочка удивилась, прислушалась, стала кругом озираться, что-то узнавать, вспоминать... (18) – А где же клеточка? (19) Вот она тут висела... (20) Вот тут столик был, и на нем куколки мои... (21) Достала Аграфена Ивановна свою хорошую куклу из сундука. (22) – Это не та, не моя!! (23) И вдруг у маленькой Козочки что-то сверкнуло в глазах: в этот миг, верно, девочка и вспомнила все свое ленинградское. (24) – Мама, – закричала она, – это не ты! (25) И залилась... (26) А патефон все пел... (27) И Аграфена Ивановна свое что-то вспомнила, закричала, заголосила, с размаху ударилась головой об стену и упала к столу. (28) Она то поднимет со стола голову, то опять уронит, и стонет, и всхлипывает. (29) Эта беда пересилила Валино горе, девочка обнимает ее, теребит, повторяет: (30) – Мамочка, милая, перестань! (31) Я все вспомнила, я тебя тоже люблю, ты же теперь моя настоящая мама. (32) И две женщины, большая и маленькая, обнимаясь, понимали друг друга, как равные. ты...